– Я сказала: все вон, Элен!

Как не был взвинчен Рикат, все же он с удивлением взглянул на человека, которого все время принимал за мальчишку. Элен жалобно заморгала, но уходить не спешила:

– Что ты собираешься делать?

Ирил не ответила, несколько секунд она о чем-то думала, потом сказала уже другим тоном:

– Впрочем, можешь остаться. Принеси свечи. Герни, печь едва горит!

Нэти понял, что попал в руки безумцев. Он слышал о людях, поклоняющихся черным богам, предающим жестокой смерти несчастных, назначенных на роль жертвы. Он будет следующим?!

Желая порвать путы, Нэти дернулся так, что не устоял на ногах. Ирил не обратила внимания на звук падения: она расставляла на полу свечи. Герни отодвинул заслонку печи, подбросил сухих поленьев, отчего пламя вспыхнуло с удвоенной силой, и отошел, оставив топку открытой.

– Давай его! Элен, отойди. Дальше!

Элен прижалась спиной к двери маленькой каюты и, глотая слезы, наблюдала, как Герни подтаскивает отчаянно извивающегося прибрежника к топке. Девчонке было жаль лейтенанта, но вмешиваться она боялась.

Наконец Герни бросил пленника почти у самой печурки и отступил за линию свечей. Четыре горящие свечи окружали Нэти: две в ногах, две по бокам, над головой у него гудела печь. Тяжело дыша, Рикат ждал и готовился к последней схватке.

Ирил подошла и стала слева от Нэти. Лицо женщины В Черном можно было бы назвать печальным и добрым, особенно, если не знать, что она собиралась делать.

Первое слово, произнесенное Ирил, было «чердже».

– Чердже, янорис, чердже.

В печи звонко затрещало полено, и Нэти почувствовал, как по телу пробежала невольная дрожь. Он смотрел в глаза Ирил, в которых отражалось пламя из печной топки, и боролся с судорогой в левой ноге. Потом свело правую. Потом Рикат застонал от нестерпимой боли в груди.

Элен вскрикнула: лейтенанта изогнуло так, что он ударился плечом о раскаленную печь. Ремень на ногах лопнул, но черная шаль выдержала. Рикат перекатился на бок, на губах прибрежника запузырилась пена.

– Ты убьешь его!

У девчонки хватило ума не лезть за линию свечей, но она вцепилась в локоть Ирил, мешая той бороться с Чердже.

Нэти выгнулся в чудовищном усилии освободить руки, но они оставались захлестнутыми шалью. Сдавленный рык вырвался из груди Нэти, лейтенант привстал и с размаху ударился об пол. Пламя свечей даже не дрогнуло, как будто никакого движения воздуха не существовало.

– Ирил, не надо! Пожалуйста, не надо! – Элен рухнула на колени в лучших традициях сентиментальных романов и зарыдала вголос.

– Дурочка, – мягко сказала Ирил. – Он же погубит нас всех! Ниве, Чердже.

Риката отпустило. Обмякли мышцы, сразу вспотел лоб, захлебываясь, застучало сердце. Блаженство минуты покоя можно познать лишь в сравнении с бесконечностью боли.

Одна за другой погасли свечи, но Нэти не видел этого, он отдыхал, уткнувшись лицом в выскобленные добела доски. Заплаканная Элен подползла к нему на коленях, кое-как перевернула на спину и прижала к губам металлическую флягу.

– Иди к черту! – прошептал Рикат, не открывал глаз. – Лучше уж сразу добейте! – Им овладело удивительное состояние. Собственная судьба перестала волновать. Прошлое не существовало, будущее пребывало во тьме, настоящее как-то отдалилось, отделилось от сознания.

Мне знакомо это состояние! Я и сам таким был от убийства на Сазе и вплоть до шинлийской крепости!

Впрочем, я отвлекся. В своих попытках напоить лейтенанта, Элен так настойчиво встряхнула прибрежника, что его зубы лязгнули, едва не прикусив язык.

– Чтоб вас всех!.. – Нэти выдал оглушительную тираду по адресу всех дьяволопоклонников, причем дьявол, черти, языческие боги и грешники там присутствовали в самых фантастических сочетаниях. В заключение он все-таки припал губами к металлической фляге и поглотил добрую половину ее содержимого.