На улице уже было оживление – кто-то торговался в магазинчике внизу, у фонтана с визгом бегали дети, гоняя голубей, которые неохотно взлетали и, пролетев немного, садились почти на то же самое место.

Пожилой хозяин дома встал и бренчал посудой на кухне, готовя завтрак – но она не стала заходить туда, спустившись с чердака, а сразу, умывшись в ванной, надела свои туфли, захватила сумку и вышла за порог.

Для начала она решила направиться на прогулку в большой парк, который видела еще вчера из окна поезда и отметила для себя как место, в которое стоит наведаться. Что-то ей вспоминалось также из детства, связанное с ним: какая-то карусель, на которой они катались, тропинки, по которым они бегали с братом, улыбающиеся и счастливые мама и папа, стоящие в обнимку на дорожке парка… Напоминает диафильм, который она хранила бережно, и все же затерла его чуть не до дыр чрезмерно частыми просмотрами, потому что ничего больше ей не осталось.

Это был довольно тихий город – а что тут шуметь, в самом деле? – и, ступая по его узким улицам, она рассеянно подумала о том, что он напоминает ей зачарованный городок из сказки. Городок, где можно найти на свою голову какое-нибудь тихое колдовство… Где можно погибнуть, даже не осознав этого…

Ну что за мысли! Она вспомнила, как в детстве они с братом фантазировали о том, как они будут путешествовать по разным городам, когда выйдут, конечно, из детского дома. Таких «зачарованных городков», наверное, полно по всей планете.

Дойдя до парка, она увидела незатейливые воротца, через которые была видна та самая главная дорога. Люба прошла через ворота и пошла по широкой дороге. Вот здесь стояли родители… Но она ничего не чувствовала по этому поводу. Это был просто кадр, затертый кадр из ее памяти, а свои слезы по ним она выплакала давно.

По обеим сторонам дороги были высажены низкорослые ивы и аккуратно подстриженный кустарник. Слева располагалась детская площадка с довольно древними на вид, облезлыми качелями. Там на скамейке сидели две молодые мамы с колясками, о чем-то негромко разговаривая. Интересно, о чем можно разговаривать в таком маленьком городке? О новостях, виденных за завтраком по телевизору, об отношениях соседки с ее мужем, о детских проблемах?..

Да много о чем… Самое главное, что у них есть родители, дети и мужья, в отличие от Любы, у которой нет никого, теперь даже брата, и это словно отделяет ее теперь от людей стеклянной стеной. Вряд ли кто-либо из них когда-либо ее поймет. В столице это ощущение чем-то приглушалось, а здесь встало перед ней во всей полноте и со всей неумолимостью.

Она отвернулась от женщин и побрела дальше.

Дойдя до перекрестка с чуть меньшей парковой дорожкой, она увидела ларек, торгующий горячими пирожками и кофе, и желудок недовольным урчанием напомнил ей, что завтрака ему сегодня не досталось. Нашарив в сумке пятьдесят рублей, она купила пирожок с капустой, чай в бумажном стаканчике и села на скамейку.

Поначалу она, жуя пирожок, смотрела на небо и на ветки нависшего над скамейкой дерева, но затем ее внимание привлекла находящаяся чуть в стороне площадка, на которой была установлена небольшая сцена. Перед сценой сидели люди – в основном те же мамы с детьми разных возрастов.

На сцене же стоял человек, одетый во что-то вроде костюма пирата – хотя точно сказать издалека было сложно – по крайней мере, состоял костюм из серебристого парика, повязки на глазу и длинного черного плаща. Он с заговорщическим видом показал зрителям совершенно пустой ящик, раскрашенный под сундук для сокровищ, а потом поставил пустой сундук на сцену – и тут же вытащил из него две длинные гирлянды. Маленькие зрители, сидящие на передней скамейке, пораскрывали рты в неискушенном изумлении.