Забравшись на свой чердак, она устроилась на кровати и набила рот конфетами. Дома никого не было, хозяин торговал внизу, в своей лавке. Перед завтрашним выступлением надо хорошенько настроиться, подумать… Володя сказал приходить в парк пораньше – чтобы порепетировать, подготовиться.

Расправившись с конфетами, она достала из сумки фотографию, на которой были запечатлены они с братом в детстве.

На фотографии были два радостных ребенка – они слегка заговорщически улыбались, глядя в камеру и тесно прижавшись друг к другу, как это часто бывает у дружных между собой детей. Мальчик высокий, темноволосый, с красивыми, хоть и резковатыми чертами лица, улыбающийся. У него не хватало одного зуба, который как раз тогда, в день перед фотографированием вывалился… Девочка поменьше – она по возрасту была младше – с длинными волосами, широким обручем на голове, с более спокойным, чем у него, но тоже счастливым выражением лица.

У нее была привычка подолгу сидеть с этой фотографией в руке – если везло с настроением и оно было достаточно спокойным и мечтательным, со временем она словно «уходила» в это фото, окуналась в него и в некотором роде жила в нем. Впрочем, это всегда заканчивалось разочарованием, потому что впечатление от фотографии, точно так же как ее диафильм с улыбающимися родителями, начинало снашиваться, стираться…

Вспомнив внезапно про свой обман в разговоре с Владимиром, она густо покраснела.

Конечно, она сказала неправду. Люба просто не смогла сообщить ему, что ее родители умерли, что ее брата уже два года как тоже нет в живых, а она сама выросла в приюте. А уж о том, что было в приюте – и подавно не могла и не сможет сказать… Это было ее самой отвратительной тайной, на которую она смотрела сквозь щели между пальцами, как на фильм ужасов, который хочешь, но боишься смотреть.

Обманывать нехорошо, но говорить такую правду – еще хуже. Тот, кто придумал заповедь «Не лги», явно не учел всех возможных ситуаций…

13

Волнуясь, она подошла в парк к назначенному времени и увидела, что Владимир уже надевает костюм – тот же самый, который был на нем в первую их встречу.

Она затормозила, сама не зная, почему.

Кого он ей напомнил в этот момент?

Промелькнуло и исчезло… И так все время. Что же с ее памятью?..

Ей овладело странное желание спрятаться за кулисами и какое-то время посмотреть на него – такого, какой он, когда его никто не видит. Но он, уже заметив ее, дружелюбно кивнул ей – по-своему, кажется, расценив эту попытку спрятаться:

– Ты куда? Не стоит так переживать, это же не сцена Большого театра!

– А ты сам совсем не волнуешься?

– Я? Совсем, – он произнес это весьма убедительно. – Вот, держи костюм… Сегодня станцуешь морячку, раз уж у нас пиратская тема – я включу музыку, и ты порепетируешь. Идет?

– Идет, – слабо отозвалась она.

– Какая молодец! Я знал, что ты очень добросовестная и исполнительная. Иди тогда за перегородку и переодевайся.

Она зашла за расписную передвижную перегородку, разукрашенную в какие-то китайские узоры, и вытащила из пакета добытый Владимиром наряд – белые колготки, пуанты, балетную пачку, шапочку юнги и короткий блейзерок с синей полоской. И где он это достал, интересно? Очевидно, у него есть доступ к складу подобного реквизита…

Володя включил негромко музыку, она подобрала движения и заучила их последовательность.

Тем временем дети и родители уже собрались на площадке перед сценой, и представление началось. Люба спряталась снова за перегородкой.

Володя показал новые фокусы, устроил конкурс, а затем, сделав жест и соответствующее выражение лица – говорящие зрителям о том, что есть еще в запасе кое-что необычное для них – подошел к перегородке и шепотом спросил: