Наконец странствия привели его в Санкт-Петербург. Там в 1905 году он познакомился с архимандритом Феофаном, который решил, что разглядел в нем признаки истинной набожности и глубокого смирения. Он счел Распутина «отмеченным Богом» и ввел в высшие круги столицы, причем слава Распутина бежала впереди него.

Ему не составило труда завоевать доверие посвященных, потому что утонченность делала их суеверными и восприимчивыми к магнетизму его личности. В самой природной грубости Распутина они находили лишь забавную специфику «человека из народа», простого мужика. Они восхищались наивностью этой простой души…

Очень скоро Распутин приобрел неограниченную власть над своей новой паствой. Он стал завсегдатаем светских салонов некоторых представителей высшей аристократии Санкт-Петербурга. Его принимали даже члены царской семьи и говорили о нем немало хвалебных слов царице. Больше ничего и не требовалось. Распутин был представлен ко двору ближайшей подругой ее величества по рекомендации архимандрита Феофана. Этот факт следует особо отметить и не забывать о нем. Эта рекомендация в течение многих лет будет его «охранной грамотой».

Мы видим, как Распутин играл на отчаянии царицы и сумел связать неразрывными узами свою жизнь с жизнью цесаревича, а также обрести власть над его матерью. Казалось, что каждое его появление приносит мальчику облегчение, что усиливало его вес и укрепляло веру в его силы.

Однако через некоторое время неожиданно свалившаяся слава вскружила Распутину голову. Он решил, что его положение достаточно прочно, забыл об осторожности и вернулся к скандальному образу жизни. Однако делал он это так искусно, что долгое время о его частной жизни ничего не было известно. Лишь постепенно просочились слухи о его оргиях.

Сначала против «старца» возвышали свой голос немногие, но скоро их стало больше, а голоса их зазвучали громче и увереннее. Первой разоблачить самозванца попыталась госпожа Тютчева, наставница великих княжон. Ее попытки разбились о слепую веру царицы. Среди обвинений, которые она выдвигала против Распутина, были и такие, которые она в своем негодовании не потрудилась проверить, и их недостоверность была для царицы очевидной. Понимая свое бессилие и предполагая, что скоро лишится должности, она тем не менее попросила, чтобы Распутина не пускали на этаж, где жили дети.

Вмешался царь, и ее величество уступила. Не потому, что ее вера ослабела, но только ради спокойствия и в интересах человека, который, по ее мнению, был ослеплен собственной страстью и верой.

Хотя в то время я был всего лишь одним из преподавателей великих княжон – это было зимой 1910 года, – Тютчева сама рассказала мне об этом споре и его последствиях.[10]

Должен признаться, что в то время я был далек от веры во все рассказы о Распутине.

В марте 1911 года враждебность к Распутину приобрела невероятные размеры, и «старец» счел за благо исчезнуть на какое-то время и дать буре успокоиться. Он отправился в паломничество в Иерусалим.

По возвращении в Санкт-Петербург осенью того же года он понял, что о нем вовсе не забыли, и ему пришлось отражать атаки со стороны бывшего покровителя епископа Гермогена, который грозил ему страшными карами и вырвал обещание держаться подальше от двора, поскольку само его присутствие компрометировало императора и императрицу.

Не успел он уйти от епископа, который в своем гневе поднял на него руку, как сразу же бросился к своей влиятельной покровительнице госпоже Вырубовой, близкой подруге царицы. В результате епископ был сослан в монастырь.

Столь же тщетными оказались усилия архимандрита Феофана, который не мог простить себе, что в какой-то степени способствовал возвышению Распутина, ручаясь перед царем и царицей за его нравственность. Он, как мог, пытался теперь показать его истинное лицо, но эти усилия привели лишь к удалению самого Феофана от двора.