– Что вы! – замахала сухими ручками старушка. – Грех. Чай, живое. Зять тоже хотел отравить, да я не дала.

– Ну, пусть живет, – разрешил Лимон. – Может, попросишь зятя, чтобы набрал яблочек? Только с дерева, не падалицы. Я бы мешок купил. Семья, понимаешь, большая.

– Зять с дочкой в Сергиевом Посаде живут, – вздохнула старушка. – И так не часто приезжают, а тут ребятишки в школу пошли. По-теперешнему – в гимназию. Ты уж сам набери, сколько надо. Дешевле отдам.

– Хорошая идея! – засмеялся Лимон. – Если в пятницу не смогу, то в субботу, мать, жди. И жену привезу – помогать.

Пока со старушкой общался, все и углядел: защелочку хлипкую на калитке, плюнь – откроется, и глухую стену дома, вдоль которой росла малина, где можно ненароком запутаться. Соседний участок был огорожен металлической сеткой. Рядом, в огороде старушки, стояли пустой курятник и покосившаяся банька. Как раз против баньки темнел сарай, куда днем запирали мастифа.

– Хорошо тут у вас, тихо, – сказал Лимон мечтательно. – Только пусто. Не боишься одна, мать? Дочь с зятем не зовут?

– Зовут… Да куда ж я отсюда? Это для вас тут – дачи, а я в этой избе выросла, отца с матерью похоронила. И бояться мне некого, кроме смерти. Хотя жить-то сейчас страшней, чем помирать.

Попрощался Лимон с бабкой, врубил скорость, напустил пыли и, пока до дому ехал, нет-нет да и вспоминал о старушке. Она так и стояла перед глазами – в кофте своей самовязаной, в байковом темном платье, в прошлом веке шитом, в галошах на толстый носок… Вот живет человек, боясь жизни больше смерти, в огороде, в саду ковыряется по мере сил, еще и детям помогает. А рядом подонок барствует, на чужом горе деньги сшибает. Охраняют его верные придурки и собака, которая за неделю столько мяса сжирает, что старушке хватило бы, наверное, от поста до поста.

– Потерпи немного, мать, – пробормотал Лимон, заезжая на стоянку под путепроводом. – Считай, отгавкался твой сосед, сучий сын…

День уже кончался, а погода, как заметил Лимон, шагая к дому, портилась. Небо заволакивала серая муть, ветерок дохнул совсем осенний. Забежал в булочную в Большом Сухаревском, проведал рыжую Зинку, приятельницу с некоторых пор, яблоками угостил. Пока разговаривал с подругой, батон умял – так захотелось есть в чистенькой крохотной булочной, полной вкусных запахов свежей сдобы. Хлеб тут всегда был пышным, поджаристым, не то, что серая замазка, выдававшаяся на талоны в госмагазинах.

Зинка улучила момент, когда не осталось покупателей:

– Чего в гости не зовешь? Другую нашел?

– Ты одна в моем израненном сердце, – проникновенно сказал Лимон. – Чтоб меня собаки съели, если вру. Просто некогда сегодня – ночью на дежурство.

– А завтра?

– И завтра. Напарник, понимаешь, заболел.

– Да ну тебя к черту! – рассердилась Зинка. – Ну и целуйся со своими трансформаторами…

Лимон при знакомстве сказал, что работает на электроподстанции, впервые застеснявшись своей санитарной работенки.

– Давай в субботу за яблоками съездим, – предложил он. – Есть одна знакомая старушка… Хорошие яблоки, сама видишь.

– Ладно! – подобрела Зинка.

Улыбнулась и сразу стала в десять раз моложе. У Лимона сердце защемило. Но перемогся, ухватил на дорогу калачик и подался к себе. Редкие холодные капли дождя долбили по лысине. Осень заворачивала. Это к лучшему – дождь. Шагов не слышно…

До дежурства успел немного поспать, а к одиннадцати вечера потопал на метростанцию «Сухаревская». Неподалеку от метро блестел под дождем, прожекторами освещенный, памятник Столыпину. Ехать надо было далеко, в Выхино. Наряд дали на очистку подземных участков аж до самых Кузьминок.