– Он еще слишком слаб! – сказал грудной женский голос. – И потом, мы накачали его лекарствами…
– Вот и замечательно, – говоривший мужчина явно терял терпение. – Отоспится в камере и будет как новенький. Поймите доктор, он опасен, а я не собираюсь организовывать тут у вас круглосуточное дежурство…
– Но мы должны наблюдать за его состоянием…
– Не смешите меня. Сквозное ранение в плечо, это мелочь, недостойная вашего драгоценного внимания. Наш тюремный доктор вполне справится с этой задачей.
– Пока раненый не придет в себя, и мы не выясним его реального самочувствия, я разрешение не подпишу! – женщина была непреклонна, и судя по голосу, достаточно молода. Ника тронула такая забота. Он всё силился разглядеть свою защитницу. Серые пятна потихоньку превращались в цветные, но дальше дело не шло.
– Так он уже очнулся, – обрадовался мужчина. – Смотрите, как глазками хлопает.
Одно из цветных пятен ринулось к Нику, превратившись вблизи в отвратную физиономию.
– Даллас, вы меня слышите? Я инспектор Дрейк. У нас к вам накопились вопросы…
– В чем меня обвиняют? – шепотом спросил Ник.
– В двойном убийстве, – физиономия инспектора приобрела наигранно скорбное выражение.
– Доктор, – позвал Ник.
Образ сочувствующего инспектора растаял в цветном тумане, а его место заняло приятное женское лицо.
– Доктор, я брежу? – с надеждой поинтересовался Ник.
– Успокойтесь, всё образуется. Как вы себя чувствуете?
– Как будущий каторжник, – попытался сострить Ник.
– Вообще-то за такие дела полагается высшая мера, – внёс ясность инспектор.
– Доктор, как вас зовут? – печально спросил Ник.
– Анна…
– Вот видите! Он уже в полном порядке, – не унимался Дрейк. – Я вызываю машину.
– Аня, вы будете носить мне передачи? – Даллас нащупал на постели её руку. – А то у меня такое предчувствие, что я остался в этом городе совершенно один…
– Ещё бы, – хмыкнул инспектор.
– Знаете, я люблю бутерброды с ветчиной и пирожки с вишнями…
– Хорошо, я учту ваши пожелания, – искренне улыбнулась Анна. – И всё-таки, как вы себя чувствуете?
– Теперь лучше… – заверил её Ник.
Спустя полчаса принесли его одежду. Двое полицейских помогли Нику облачиться и, замкнув у него на шее пластиковый обруч с электрошокером, вывели на улицу. Нику было плохо. Мало того что сильно болело плечо и во всём теле ощущалась изрядная слабость, так ещё полбольницы высыпало посмотреть на арест настоящего убийцы. Кто им только рассказал? Даллас почему-то был уверен, что, во всяком случае, не Анна.
Но вот дверь полицейского джипа, наконец, захлопнулась, оградив Ника от потока отрицательной энергии. Машина мягко тронулась и неспешно покатилась к выезду с территории больничного комплекса.
Всё это время Ник старался не думать о случившемся, поскольку считал, что располагает слишком скудной информацией, чтобы строить какие-то предположения. Хотя одна мысль лезла в голову с завидным постоянством. Если его бросок достиг цели и Салли мертва, то почему речь шла о двойном убийстве? Может быть, Салли успела прикончить кого-то в доме до его прихода?
Плохо. Очень плохо!
Кто поверит, что очаровательная девушка напала на него первой? Разбирательство может оказаться достаточно долгим. Перспектива провести в тюремной камере не один день также не радовала. Камеры, конечно, бывают разными, но, судя по роже и поведению инспектора Дрейка, никаких поблажек Нику ждать не стоит. Существует старая и довольно грубая поговорка, гласящая, что туалет в доме – это «лицо хозяйки». По аналогии, Нику пришло в голову другое сравнение: тюрьмы в стране – это «лицо государства». Как государство относится к человеку, лишённому свободы, вина которого ещё не доказана судом, так оно, в сущности, относится ко всем остальным гражданам, только до поры не может открыто заявить об этом. Представившаяся возможность прочувствовать это отношение на собственной шкуре несколько настораживала.