– Имя мне – Чекина. Этот злодей, Джудиче, был моим женихом. Он мне двоюродный брат, и после смерти моей матушки ее сестра воспитала меня как дочь. Самой заветной мечтою ее было видеть меня женою сына, ибо она полагала, что его необузданный нрав укрощается в общении со мною. Я же теперь знаю, что Джудиче укрощала лишь надежда поживиться скромным наследством, доставшимся мне от матери: пятью золотыми венецианскими цехинами.

Менее месяца назад тетушка умерла от малярии, терзавшей ее долгие годы, но перед смертью вложила мою руку в руку Джудиче, призвав в свидетели Мадонну. Теперь уж я не могла противиться и стала полагать себя помолвленной с ним. Для него же клятвы пред образом Мадонны были лишь забавою! Не прошло и двух недель, как схоронили тетушку, он подмешал мне в питье сонное зелье и обманом ловко украл мою девственность, а заодно снял с меня, бесчувственной, кошель с золотом. Когда же я очнулась и принялась его проклинать, он заявил, что более не намерен жениться на мне, ибо я уже не девушка, да притом бесприданница… Я думала наложить на себя руки, да убоялась греха и продолжала жить в доме Джудиче: мне просто некуда было податься! И вот однажды зашел к нам его приятель и показал ему тот самый стилет, который вы видели у моего супостата. У стилета была великолепная резная рукоять, и Джудиче отчаянно возжелал обладать им. Приятель нипочем не соглашался ни подарить, ни продать эту вещь. Тогда Джудиче принялся молить его, как приговоренный молит о пощаде, пойти на сделку и обменять стилет на меня… Я принуждена была вытерпеть еще и это унижение! Но, уразумев, чего от меня хотят, принялась так биться и вопить, что Джудиче избил меня чуть ли не до смерти. Сделка все же свершилась…

– Господи Иисусе! – воскликнула Августа. Фальконе только головою качал, а Лиза едва удерживала слезы: история Чекины до такой степени напомнила ей рассказ несчастной Дарины, что сердце мучительно сжалось.

И вдруг тяжкий прерывистый вздох раздался позади. Лиза, обернувшись, увидела страшно бледное лицо Гаэтано, схватившегося за сердце… Он тоже был потрясен. И как сильно!

Чекина продолжила свою историю:

– Очнувшись и собрав последние силы, я украла у спящего пьяным сном Джудиче последние пятьдесят чентезимо и прибежала к рисовальщику женщин. Я заплатила ему, чтобы он скрыл следы побоев на моем лице, а потом намеревалась пойти искать работу у какой-нибудь добросердечной дамы…

Ее наивность вызвала невольные улыбки на лицах слушателей. Невозможно было даже вообразить ту даму, которая решилась бы просто так, из одного добросердечия, взять на службу размалеванную, вульгарную куклу, которой была Чекина пять минут назад. Но она, видно, уловила, кроме насмешки, еще и проблеск жалости в чертах Августы, ибо глаза ее впились в лицо молодой княгини, словно пиявицы.

– Во имя Господа нашего! – вскричала она, простирая руки. – Ради всех милосердий! Возьмите меня в услужение! Вы не пожалеете, синьора! Я все на свете делать умею, клянусь! Я умею шить, плести кружева и вязать чулки, стирать и утюжить, стряпать, мести пол, мыть посуду, ходить за покупками. Я умею даже причесывать дам! Я умею все! О, прекрасная синьора, молю вас, возьмите меня к себе! Иначе мне ничего не останется, как броситься с моста в Тибр, и я сделаю это, клянусь матерью, но тогда кровь моя падет на вашу голову!

Нечто подобное, вспомнила Лиза, она уже слышала, и совсем недавно… Ах да! То же самое говорил им Гаэтано в «Святом Франциске». Что это они, право, сговорились, что ли, эти итальянцы?

Однако, похоже, расхожая мольба имела прямой путь к сердцу Августы. Она устремила жалобный взор на Лизу и Фальконе.