…И вот как раз через неделю поступил первый платеж, и ребята накрыли стол в отделе, и пригласили шефа, – пришел опять в пиджаке, но уже окончательно ссутулившийся, – и каждый получил конвертик, внешне обычный, грязно-серенький, в нарисованной маркой «Почта СССР», но зато внутри весьма содержательный, и это опять послужило поводом для размышлений о внешнем и внутреннем, и для тоста, и для другого, а может быть, даже и для третьего. Прошло все весело, как при социализме, и потом еще долго гуляли рассказы, как гуляли ученые мужи на гулянке и потом еще и на прогулке.

А Петр Алексеевич надумал обновить гардероб. Царскую мантию решил пока не приобретать, а вот костюм и туфли, рассудил он, по любому пригодятся, – вполне реальными стали загранкомандировки, сюда скоро будет народ ездить, надо приосаниться.

В здании бывшей музыкальной школы прямо рядом с автовокзалом расположились самые шикарные заведения города: торговый центр, ресторан, видеокабинки – наверняка с какой-нибудь похабщиной, туда все брезговали заходить, но как ни странно, они всегда были заняты, – и штаб самой влиятельной партии в наших краях, Либерально-региональной.

Из торгового центра Петр Алексеевич вышел в новом, почти наваринского пламени костюме, но без искорки, и в новых солидных дорогих ботинках, которым явно не улыбалось общаться с грейдерными транспортными путями среднесибирского городишки. В дорогой красивой коробке им было бы комфортнее. Движение на площади если и не замерло, то явно притормозило, равнение на дверь было безупречным, к счастью, обошлось без наездов и дорожно-транспортных происшествий. Престиж науки среди населения площади резко скакнул вверх. Предпоследней каплей в повороте общественного мнения к рациональной западной цивилизации было то, что Петр Алексеевич пошел не за угол, тропинкой по-над забором и к дому, а вальяжно перешагнул через кособокие перила и открыл дверь ресторана и степенно (но не без некоторого душевного трепета) проследовал внутрь. Куда через пятнадцать минут, сразу после закрытия магазина, впорхнула фарфоровая феечка, мечта и греза всех голливудских фотографов, продавщица Галочка, – должно, забыла объяснить клиенту, как пользоваться обновками. И это был апофеоз торжества, в этот миг самый авторитетный пацан на вокзале твердо решил после армии идти в институт, а не крутить баранку, а потом стать тоже каким-нибудь богатым папиком и пить пиво только с самыми клевыми девахами.

Ресторан сыграл свою изначальную, самую важную – коммуникативную, как сказали бы модные литературные тусовщики, роль. То есть, конечно, герой наш поужинал, и очень даже неплохо, и угостил Галочку, которая поковыряла вилочкой тарелку, но не придала особого значения калориям, а сияла глазками и мило кокетничала с Петром Алексеевичем. Ну, выпили, как водится, но весьма умеренно. Но главное, в ресторане, как это часто бывает, родилось чувство, а может быть не родилось, а только зародилось, в виде обоюдного желания. Оно ощущалось, но почему-то явно не обнаруживалось, и Петр Алексеевич немного стеснялся его выразить, и боялся, что постесняется-таки. А Галочка была попроще, она чувствовала, что нравится дяде, и он ей тоже приглянулся, – глаза такие добрые, и манеры вежливые, и речь как у артиста, гладкая и обволакивающая. Ну не будет же она сама предлагать, – если захочет, пригласит, она ломаться не станет, а может ему просто некуда, или кто их там знает, вроде хоть и не старый еще, а бывает, не могут. Вот этот коммуникативный барьер ресторан и разрушил, уж не знаю, как это получилось, но факт тот, что затемно вышли они под ручку, площадь уже опустела, и завернули-таки за угол, и по-над забором, нащупывая путь твердой модной ногой, волнуясь и не веря в скорое счастье, повел Петр Алексеевич свою диковинную добычу к себе домой, – угощать чаем.