Исполнившись этим замыслом, Доржевиль просит у мадемуазель Дюперье дозволения еще раз переговорить с ее родителями. Сесиль не отговаривает, но и не ободряет его, давая понять всю бесплодность еще одной попытки, но предоставляя Доржевилю свободу делать все, что он пожелает. В конце концов она заявляет, что ее присутствие, видимо, стало ему в тягость и поэтому он столь страстно стремится вернуть ее в лоно семьи, испытывающей к ней, как он сам видит, только отвращение.

Доржевиль, обрадованный, что ответ ее побуждает его открыть свои истинные намерения, уверяет свою подопечную, что если он и желает примирить ее с родителями, то исключительно ради нее самой и во избежание кривотолков. Его же сострадание к ней неизменно, и он надеется, что хлопоты его не будут встречены неудовольствием. Мадемуазель Дюперье не оставляет без ответа его галантное обхождение, бросая на своего покровителя взгляды нежные и томные, говорящие не только о признательности.

Не слишком разбираясь в женском кокетстве, но решив во что бы то ни стало вернуть покой и честь покровительствуемой им девушке, Доржевиль через два месяца после первого визита к родителям Сесили полагает предпринять второй, дабы объявить им о своих намерениях. Он нисколько не сомневается, что подобное решение тотчас же раскроет их объятия единственной дочери, ибо той посчастливилось достойным образом исправить проступок, принудивший их безжалостно изгнать ее из родительского дома, о чем они, несомненно, глубоко сожалели в душе.

На этот раз Сесиль не передает Доржевилю письма для Сен-Сюрена, как в первую его поездку: причину этого нам предстоит скоро узнать. Доржевиль обращается к тому же самому слуге, чтобы тот доложил о нем господину Дюперье. Сен-Сюрен всячески выказывает Доржевилю свою почтительность, уважительно и с живым интересом расспрашивает его о Сесили. Узнав о причинах повторного его визита, он хвалит благородное решение, однако заявляет, что и вторая встреча вряд ли увенчается бо`льшим успехом, чем первая. Ничто не останавливает Доржевиля, и он отправляется к чете Дюперье. Доржевиль сообщает, что дочь их находится у него, что она и дитя ее окружены подобающими заботами, что он уверен в ее полном отказе от прошлых заблуждений, что она непрестанно терзается угрызениями совести и что подобное поведение ее, несомненно, заслуживает определенного снисхождения. Отец и мать так внимательно слушают Доржевиля, что ему кажется, что миссия его увенчается успехом. Однако заблуждается он недолго: ледяной тон отказа подтверждает, что он имеет дело с людьми бездушными, чья свирепая безжалостность скорее подобает дикому зверю, нежели человеческому существу.

Смущенный таким неоправданным жестокосердием, Доржевиль спрашивает господина и госпожу Дюперье, не имеют ли они иных причин для сурового обращения с дочерью, ибо ему положительно непонятно, как можно столь жестоко карать такую кроткую и покорную девушку, чей проступок искупается множеством иных добродетелей.

Господин Дюперье отвечает:

– Я вовсе не хочу порочить в ваших глазах ту, кто некогда была моей дочерью, а потом оказалась недостойной носить мое имя. Невзирая на все ваши обвинения в жестокости, я не изменю своего решения. Она лишилась чести, связавшись с негодяем, одна лишь мысль о котором должна была бы привести ее в трепет. В наших глазах проступок сей непростителен, и, будучи запятнанными ее поведением, мы приняли решение никогда более не видеть ее. Желая избежать нежелательных последствий, мы предупредили Сесиль о подстерегающих опасностях еще в начале ее увлечения этим негодяем, но предостережение наше не остановило ее. Она презрела наши увещевания, не послушалась наших приказаний и, следовательно, по доброй воле устремилась в разверзшуюся у нее под ногами бездну, куда мы тщетно старались не допустить ее. Девушка, почитающая родителей, не ведет себя подобным образом; поощряемая своим соблазнителем, она дерзко решила нами пренебречь. Отрадно, что теперь она раскаялась, но наше право – отказать ей в поддержке, кою она презрела, когда она в ней нуждалась.