Мадам Крозон оказалась намного менее хладнокровной, чем её гость. Впервые со времени ареста Берты ужасный моряк, и её муж одновременно говорил о ней с некоторой нежностью. Этот человек, буквально проклинавший каждый день свою жену, вдруг, казалось, проявил теперь интерес к судьбе её заключённой в тюрьму сестры. Крозон, между тем, искренне улыбался своей жене, и бедная больная, приученная в последнее время видеть лишь его пышащее угрозами лицо, спрашивала себя, что явилось причиной такого внезапного преображения. Ей было неведомо то, что происходило только что между Крозоном и Нуантэлем, но ей было известно, что судья был дядей этого месье Дарки, которого недавно Берта приводила к нему, и предложившего защитить её от ярости её же собственного мужа. Что-то подсказывало мадам Крозон, что друг дяди должен был быть так же другом и племянника, и что этот капитан, о котором она прежде никогда не слышала, был настроен, как и Гастон, защищать слабых. Но она чувствовала, в тоже самое время, опасность своего положения, а посему не осмеливалась рисковать ни словом, ни жестом. Единственно… только её глаза говорили за неё… а в них была мольба, мольба о помощи. Она внимательно смотрела на Нуантэля и Крозона, пытаясь по выражению их лиц распознать тайну их настоящих намерений.

Нуантэль догадался о тревожном состоянии подозреваемой в измене женщины, которая опасалась наткнуться на какой-нибудь подводный камень на её пути, и изо всех сил постарался её успокоить.

– Мадам, – обратился он мадам Крозон с некоторым акцентом чистосердечности в голосе, который уже успел чуть раньше весьма успешно убедить китобоя отказаться от дуэли с ним, – я действительно знаю месье Роже Дарки, но я, главным образом, связан тесными узами дружбы с его племянником. Я не осмеливаюсь вам обещать, что мои отношения с судьёй позволят мне быть полезными для мадемуазель Меркантур, но я могу вас уверить, что Гастон Дарки и я… мы сильно заинтересованы судьбой вашей сестры, и что мы сделаем всё возможное, чтобы изменить положение, в котором она случайно оказалась.

Такое начало разговора внушило доверие мадам Крозон. Черты её лица успокоились, слёзы радости потекли на её бледные щеки, а губы шептали слова благодарности.

Произнося свои слова капитан с чувством удовлетворения наблюдал за этой переменой. Он изучал мадам Крозон и, поскольку он был отличным физиономистом, то без труда распутал клубок чувств, обуревавших это удручённое сердце. Он понимал слабый и нежный характер этой женщины, буквально видел мельком историю этой сироты, вышедшей замуж за человека, которого она не любила… и не могла полюбить, борясь против его необузданной, страстной натуры, сражаясь с практически полной изоляцией, на которую её обрекла семейная жизнь с китобоем. И тогда мадам Крозон перенесла на свою сестру всю свою нежность и любовь, душевную любовь, которую её муж не смог ей внушить, и наконец, изнемогая от такого существования, она повстречала, вследствие одного из тех редких случаев парижской жизни, Голимина, случая, который сближает два существа, из которых один, кажется, был словно специально создан и рождён для того, чтобы сделать несчастным другого. Она, должно быть, долго сопротивлялась чарам обольщения этого поляка и, однажды, совершенная ею ошибка, ввергнувшая её в пучину страсти, покрыла пеленой её глаза, не позволив увидеть пропасть, к которой эта ошибка её толкала. Затем настало пробуждение, ужасное пробуждение, пробуждение в глубине бездны. Брошенная любовником, повергнув в ужас совершенным ею безумством сестру Берту, она не надеялась больше ни на что, и ожидала только одного – смерти.