В свое время Платон выдвинул оригинальную концепцию идеального устройства бытия, в соответствии с которой сущность любого предмета подчиняется и, соответственно, доступна для познания через проникновение и сопричастность его «эйдосу». Данная концепция познания не нашла широкого практического распространения как методология в силу явной простоты, хотя для своего времени была революционной.

В то же время в современном законодательстве, в частности в уголовном праве, с успехом реализован методологический базис «теории идей» Платона. Эйдосом нашего уголовного закона, тем, чему подчинено все и вся, тем, благодаря чему возможно познание сущности уголовного права, является конструкция состава преступления, виртуозно разработанная в платоновском стиле, как нашей доктриной, так и в области правоприменения.

Действительно, ключом к пониманию нормы уголовного права, всем тем, что соединяет в себе познавательные функции закона, выступая центральным конструктом закона, является понятие состава преступления. Более того, состав преступления, его наличие или отсутствие в совокупности законодательно указанных признаков, является единственным основанием для привлечения лица к уголовной ответственности. Именно на основании познания преступления через состав преступления осуществляется деятельность армии правоприменителей, осуществляется публично-организованное насилие, государственная власть. С учетом того, что уголовная ответственность выступает «предельностью» формально реализуемых полномочий государства в отношении личности, естественно ожидать, что состав преступления, его понятие и сущность должны быть структурированы самым тщательным образом. Действительно, даже текст закона призывает к воплощению принципа Р. Декарта «ясно и отчетливо», о чем свидетельствует, например, ст. 8 УК РФ «Основание уголовной ответственности»: «Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом». Более того, сама практика снимает чуть было возникшее противоречие между понятием преступления, сформулированного ст. 14 УК РФ, и понятием состава преступления. Так, основанием для возбуждения уголовного дела согласно ч. 2 ст. 140 УПК РФ «Поводы и основания для возбуждения уголовного дела» является «наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления» (выделено авт. – Р.Ч.), но в то же время основанием отказа в возбуждении уголовного дела является отсутствие в деянии состава преступления (п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ). Георг Вильгельм Фридрих Гегель рукоплескал бы нашему законодателю, расположившему столь удачно триаду развития идеи преступления, где соответственно тезисом является позитивная верифицированность закона (признаки преступления, указанные в законе – nullum crimen sine lege), антитезисом – идеальная конструкция, противостоящая практическому тезаурусу признаков и существующая в форме идеи независимо от последних (состав преступления), а синтезом – сознание правоприменителя, усматривающего, что в совокупности признаков преступления и при их наличии отсутствует состав преступления (снятие противоречия реального и идеального). Более того, правоприменитель не только не боится следовать путем диалектического развития духа, но, имея на вооружении подобный инструментарий, выносит судьбоносные решения, синкретично сочетая идеальное и реальное. Большинство отмененных приговоров, прекращенных дел – за отсутствием в деянии состава преступления. Это позволяет сделать вывод, что состав преступления как теоретическая конструкция уголовного права является центральной категорией, наличие или отсутствие которой и позволяет принимать решение в цепи «общее – единичное», где последнее является предметом уголовно-правовой квалификации. Это, безусловно, удобнее индуктивного метода криминализации преступных посягательств, реализованного, например, в англосаксонской системе права.