– Что вы! В школе Максим и то всегда был освобожден от уроков физкультуры по болезни. У него и сколиоз, и плоскостопие, и какая-то там дегенеративная деформация суставов голеностопа. Подняться по канату, сам рассказывал, так никогда и не сумел. А тот парень в комбинезоне очень ловко карабкался по пожарной лестнице. Раз! Два! Три! И он уже на крыше! Схватил футляр, побежал! Вот как!

– То есть преступник был крепким молодым человеком, а Максим Сергеевич ваш для таких трюков слишком хилый?

– Именно так. Даже из ваших сотрудников никто не отважился забраться на крышу по пожарной лестнице. А преступник смог!

– Вы им вроде как восхищаетесь, – недовольно произнес полицейский.

Устыдившись, Валентина Петровна попыталась оправдаться:

– Тем более что у Максима Сергеевича от высоты голова кружится. Ему даже кабинет для занятий всегда выделяют на первом, максимум на втором этаже. Выше он уже не может, как в окошко глянет, у него дыхание сбивается, голова кружится, сам бледнеет. Может и в обморок упасть, если срочно его вниз не спустить. Сама видела, как его под белы руки с четвертого этажа вели. Бедный Максимушка. Пот с него градом льет. Ноги еле переставляет. И без врачей понятно, что больной человек.

– Зачем же вы его на четвертый этаж услали, если у человека такой организм слабый?

– У нас Малый Концертный зал там находится, – оправдывалась Валентина Петровна. – Мы в нем на всех окнах шторы плотно задернули, Максим Сергеевич вроде бы и ничего, концерт отыграл. А как назад возвращаться, забылся, случайно по дороге в окошко глянул, ему вмиг и подурнело.

– Понятно. Тогда вряд ли это он на крышу лазил. Но спросить насчет судьбы списанного футляра от контрабаса все же надо.

– Вы ему позвоните.

– И позвоню!

Максим Сергеевич сначала стеснялся и признаваться в том, что взял вещь, подлежащую утилизации, никак не хотел. Мялся, увиливал от прямого ответа, пытался даже просто соврать, что никакого футляра не брал. Но полицейский припугнул его очной ставкой с завхозом, вызовом повесткой в полицию и даже санкциями за дачу ложных показаний следствию.

Максим Сергеевич частично устыдился, частично испугался и ответил:

– Да, футляр я взял. Хотел порадовать одного хорошего знакомого, он как раз подыскивал себе футляр. Инструмент ему удалось приобрести совсем недорого, но только без футляра.

– И что? Вы ему отдали?

– Честно говоря, нет.

– Значит, футляр до сих пор находится у вас?

– Тоже нет.

– Где же он?

– Я не знаю.

– Объясните!

– Понимаете, когда я просил этот футляр, то не представлял, в каком он находится состоянии. Думал, что в приличном. Но оказалось, что футляр требовал серьезного ремонта. Мало того что он был потерт и побит сильно, там еще был сломан замок. Отдавать такой – это подкинуть человеку лишнюю головную боль. Не подарок будет, а мучение. Поэтому сразу везти своему знакомому я не решился. Решил сперва спросить, что он сам думает.

– И что?

– Он сказал, что должен посмотреть. Может, замок он и сумеет исправить сам.

– Посмотрел?

– Пока нет.

– И куда же вы дели этот футляр?

– Оставил в центре. В семнадцатом кабинете, если мне не изменяет память. Посмотрите, мне кажется, он должен быть там.

Полицейские вместе с Валентиной Петровной сходили, семнадцатый кабинет осмотрели, но футляра от контрабаса в нем не обнаружили.

Позвонили снова Максиму Сергеевичу, тот удивился, но потом припомнил, что последний раз занимался в кабинете под номером 17А.

Пошли туда, но и там футляром даже не пахло.

Наверное, так бы и ходили взад-вперед, да Валентина Петровна придумала, как помочь делу. Посмотрели в журнале записей и выяснили, что Максим Сергеевич последний раз перед болезнью занимался в двенадцатом кабинете, но и там футляра не оказалось.