Е. В дискуссии о плавающих телах перипатетики утверждали, что лёд плавает исключительно благодаря своей форме. Они даже не удосужились проверить, что плавание льда не зависит от формы, а лишь твердили про авторитет Аристотеля.

Ф. А Вы читали эту дискуссию?

Е. Я читал работу Галилея о плавающих телах, а также описание этой дискуссии во многих работах.

Ф. Перестаньте верить Галилею на слово… Вы работы самих перипатетиков читали?

Е. Они на русский не переведены. Нечего тратить время на перевод такой чуши.

Ф. Всё дело в том, что эта дискуссия отнюдь не была о плавании льда, а относительно льда перипатетики вовсе не утверждали, что он плавает благодаря своей форме. Про опору на авторитет Аристотеля – тоже явно всё преувеличено…

Е. Вы хотите сказать, что везде эта дискуссия описывается неверно?

Ф. Неверно и предвзято, а зачастую звучит и откровенная ложь. Дискуссия была о телах, которые тяжелее воды, но всё равно удерживаются на ней. Перипатетиков же выставляют недоумками, которые будто бы не знали, что более плотные тела тонут. Они это прекрасно знали, но только вопрос был совсем не в этом.

Е. Не может быть такого! Ведь очень солидные историки науки пишут совсем другое.

Ф. Тем не менее, это так.

Е. Если то, что Вы говорите, верно, то умами многих учёных владеет какое-то крупное заблуждение. Я не могу в это поверить. Науке свойственна строгость. Если бы это заблуждение существовало, то оно давно бы всплыло.

Ф. «Заблуждение» – это ещё мягко сказано… Меня тоже удивляет, почему столько веков на это не обращали внимание…

Е. Вы говорите, что эксперимент существовал и ранее. Допустим. Но если взять не реальный, а мысленный, идеализированный эксперимент – ведь это новшество Галилея?

Ф. С мысленным экспериментом мы сталкиваемся и у Аристотеля, когда он, например, пытается представить картину того, что бы было, если б существовала пустота. Что касается Галилея, то он, действительно, то и дело строит в своём воображении идеализированный мир. И этот мир весьма близок миру идей Платона. Да и вообще, мне показалось, что галилеевский Сальвиати очень похож на платоновского Сократа – Галилей здесь просто подражает Платону. Вряд ли я ошибусь, если скажу, что Галилей просто применяет платоновскую философию к физике. И это вдвойне интересно в связи с тем, что Галилей занимался дискредитацией философии.

Е. Философии Аристотеля.

Ф. А вместе с тем и вообще теоретического мышления… Галилей поливает грязью Аристотеля, но украдкой заимствует у него идеи. Сам опирается на философскую теорию Платона, но выступает против теоретизирования…

Е. Вы считаете Галилея последователем Платона. Наука же Нового времени во многом опиралась на Галилея…

Ф. Не так уж и много, как принято считать…

Е. Я веду вот к чему: не хотите ли Вы сказать, что постгалилеевская наука – это идеализм?

Ф. Интересная тема для размышлений… Но что точно можно сказать, так это то, что постгалилеевская наука всё более и более старалась игнорировать теорию. Если Аристотель старался объединить все факты и теоретические положения в единую теорию, то у Галилея этого совсем нет. Его сочинения – это либо просто изложение тех или иных опытов (кстати, есть основания считать, что многие опыты Галилей вовсе не проводил, хоть о них и пишет), либо полемика с оппонентами. В последних же двух главных работах эта полемика приобретает образный характер и происходит уже между воображаемыми персонажами. Галилей не строит целостную теорию. В его рассуждениях царит полнейший хаос, одни утверждения противоречат другим, он не понимает базовых основ своих мыслей, и во многом именно по этой причине впадает в противоречие. Подход Галилея беспорядочен, анархичен. И позже некоторые представители науки возвели это в норму. Однако такая установка приводит лишь к тому, что плодится огромное множество противоречащих друг другу фактов и положений…