«Активность групп, породненных с концерном Дигона, – заключала Кровс, – не может не быть связана с надеждой на то, что в Гаривасе к власти придут новые люди, более “покладистые” и “трезво” оценивающие традиционную роль северного соседа и его государственные, а также и деловые интересы. Один из молодых майоров сказал мне в заключение беседы: “Продержавшись пару месяцев, мы надолго сохраним власть; в противном случае нас ждет катастрофа”».

Мари Кровс обратилась в те редакции, с которыми ранее поддерживала устойчивые контакты, но ее разговоры теперь фиксировались; рычаги давления на редакторов были найдены заранее.

Ей ничего не оставалось, как метаться в поисках той газеты или журнала, которые могли бы напечатать то, что она обещала Мигелю Санчесу.

11.10.83 (18 часов 23 минуты)

Дон Валлоне теперь день делил на три равные части; перед завтраком он час плавал в бассейне, потом, выпив кофе, изучал телексы, поступавшие из его контор в Палермо, Риме, Милане, Вене, Марселе, Никозии, Хайфе, Каире, Гонконге, Далласе и Майами, отправлял указания, диктуя их своему стенографисту в присутствии адвоката Доменико Ферручи; без консультации с Ферручи он не предпринимал ни одного шага; затем просматривал отклики мировой прессы на новинки кино, сам, не доверяя никому, подбирал досье на ведущих актеров; изучал данные, поступившие с бирж; прежде всего интересовался «скачками» цен на серебро – исходный материал в производстве кинопленки; после этого анализировал сообщения из Южной Америки – там его интересовала земля, он носился с проектом создания своего «Лас-Вегаса»; генерал Стреснер, «пожизненный президент» Парагвая, был на связи; старый диктатор понимал, что пополнить казну фашистского режима без привлечения иностранных туристов невозможно, необходима индустрия; впрочем, дон Валлоне как-то заметил адвокату Ферручи, что «Стреснер слишком одиозен, лучше бы завязать хорошие связи с Уругваем, там вроде достигнута стабильность»; после этого он спускался на второй этаж обедать, как правило, вместе с Ферручи; порой приглашали продюсера Чезаре – из безвестного администратора, работавшего на съемках, он вырос – с подачи дона Валлоне – в крупнейшего европейского кинобосса, имел двадцать четыре прекрасных кинотеатра в Милане, Неаполе, Риме, Париже, Токио и Нью-Йорке, финансировал талантливую молодежь, понимавшую толк в бизнесе и киноделе (главный закон мафии – преемственность, ставка на тех, кого вытащил из дерьма, те не предадут); раза два в месяц приезжал личный духовник дона Валлоне, при нем не подавали ни мяса, ни вина; его визиты падали на понедельник, именно этот день у дона Валлоне был разгрузочным, он ел яблоки и пил соки, ничего больше.

После часового отдыха возле бассейна дон Валлоне выходил на яхте в море; радиостанция была оборудована по последнему слову техники, связь со всем миром отлажена, шифр надежен.

Здесь он получал секретную информацию, поддерживая контакт с людьми, которые непосредственно связаны с агентурой Центрального разведывательного управления. Со службой анализа и исследования банков Кун Леба и Дэйва Ролла, то есть с подразделениями, проводившими работу, сходную с каждодневной практикой ЦРУ, но сориентированную на политиков лишь в той мере, в какой они могли помогать или мешать бизнесу, дон Валлоне вел переписку лично, не доверяя своих тайн никому; после радиопередачи тексты немедленно сжигались, память у него была феноменальная.

На яхте он работал до семи часов, потом в море спускали канатную лестницу, он еще раз купался, как и предписал его личный врач Джузеппе Исидоро, до тяжелой усталости: единственное средство против болезни века – остеохондроза; затем ему приносили средиземноморские фрукты – лучшая гарантия легкого получасового сна, а уж потом он возвращался в Ниццу, смотрел с внуками фильмы, которые лично выбирал, чтобы не было кадров с обнаженными женщинами и тому подобной мерзости, играл партию в шахматы с адвокатом Ферручи; очень не любил проигрывать, Ферручи это знал, но тем не менее никогда не поддавался патрону; шел в спальню к своему любимцу, самому младшему внуку Луиджи, садился на краешек его кровати и рассказывал сказку на ночь. Чаще всего он сочинял сказки на ходу, хотя Луиджи больше всего любил историю про Чипполино, только чтобы не было страшно.