– Все чисто. Системы отрублены на ближайшие десять секунд, так что входи.

Я быстро поворачиваю ручку и проскальзываю внутрь, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы протиснуться в нее. Металлическая дверь за мной бесшумно закрывается.

Старое здание внутри представляет собой преимущественно открытое пространство. Я вошел через заднюю дверь, которая ведет в тускло освещенный коридор. Впереди и слева открывается вид на площадку, где раньше были установлены станки; когда-то здесь был завод по производству резины.

Именно тут и держат девочек.

До моих ушей доносятся приглушенные звуки – это плач и стенания страдающих девочек. Мое зрение заволакивает обжигающая белая ярость, но я не теряю самообладания и не бросаюсь прямиком к ним.

Никто не в состоянии исполнять эту чертову работу и оставаться равнодушным, иначе этих девочек никто и не стал бы спасать.

Но это трудно. Эти ублюдки пробуждают во мне все самое худшее.

– Перекрыл камеры. У тебя час до сброса системы, прежде чем меня выбросит из нее, – сообщает Джей.

Но мне нужно всего десять минут.

Оставаясь в тени, я пробираюсь по коридору и выглядываю из-за угла. На площади примерно в сто квадратных метров разбросаны узкие койки. У каждой из них металлический шест, закрепленный в земле. И к каждому такому столбу металлическим ошейником прикована девочка, это не дает им возможности отойти от своих лежанок ни на метр.

Я сжимаю кулаки до онемения и вытаскиваю из кармана джинсов пистолет.

Если они заметят, что кто-то лежит, остальные незамедлительно откроют огонь, а потому мне нужно действовать быстро и осторожно.

Проявят ли они небрежность к девочкам, сложно сказать. Эти люди понимают, чем рискуют, если их лидеры узнают, что была убита девственница. Это значит, что из чьих-то карманов вынут деньги, а его голову насадят на кол, чтобы преподать урок остальным.

Но некоторых из этих парней куда больше заботит их собственная шкура, даже если это означает, что они получат по шапке.

Как и сказал Джей, передо мной трое; они стоят на страже – совершенно не догадываясь о моем присутствии.

Тупые ублюдки.

Я никогда не пойму, как люди могут не ощущать опасность, когда она держит их прямо за задницу.

Это дерьмо поражает меня.

В один быстрый бросок я расправляюсь со всеми тремя. Их тела падают, и несколько девочек вскакивают с мест. Кто-то плачет и прижимается к земле, но есть и те, кто хранит гробовое молчание. Для маленькой девочки нормальной реакцией был бы вопль, но эти уже привыкли к смерти.

Пятеро мужчин в яме с девочками синхронно поворачивают головы, их лица в считанные секунды меняют выражение от удивления до настороженности и ярости. Они моментально хватаются за оружие.

Меня все еще не видно за стеной, за которой я притаился. Двое из них открывают огонь, и я вынужден отступить. Одна из пуль проносится через угол стены, прямо у моего лица. Когда вокруг меня свистят еще пули, в глаза мне летит бетонная крошка. Я хриплю и протираю глаза.

В тот момент, когда я снова готов к бою, из-за угла выбегает мужчина. Он умирает еще до того, как замечает меня, прямо между его бровей красуется аккуратное маленькое отверстие.

Все равно он был уродливым ублюдком. Мир прекрасно обойдется и без него.

Прежде чем его тело успевает опрокинуться навзничь, я хватаю его за воротник рубашки и подтаскиваю к себе. Морщась от неприятного запаха изо рта – этой гниющей дыры на его лице, я выхожу в коридор, пользуясь мертвецом как щитом от летящих пуль, которые все еще мне мешают.

В труп, которым я прикрываюсь, вонзаются несколько пуль, я же в это время делаю всего два выстрела. На пол падают еще двое, и я возвращаюсь за угол, отталкивая окровавленное тело, которое теперь полностью изрешечено пулями.