– Инженером я не стану. Нет особых способностей и желания возиться с чертежами. Будут проблемы с инженерной графикой.

– Вначале будет сложно. Научишься. Получишь специальность, устроишься в промышленной отрасли, будешь зарабатывать приличные деньги, – продолжал Серёга, не принимая во внимание мои реплики.

– А может ей в медицинский институт пойти? – робко вставила мать. – У неё есть склонности к врачеванию. Крови не боится. Дома, вон, всех лечит и за всеми ухаживает во время недомоганий.

– В медицине учеба займет лет восемь. А она – девушка. Когда замуж выходить и детей рожать? – возмутился отец.

– Так, ты подумай на счет Технологического. Будущее будет обеспеченным, – не унимался брат.

– Сергей дело говорит, – вставил отец.

– Ну, в Технический, так, в Технический, – протараторила мама. – Туда еще поступить надо. Говорят, очень сложно.

Во мне начала закипать обида. Кто-нибудь слышит то, что говорю? Непробиваемая бетонная стена! Ну, нет у меня способностей к чертежам! Элементарно, с одним центром и радиусом могла пять окружностей циркулем начертить. И желания этим заниматься, тоже нет. Была мечта с шестого класса стать юристом. Неожиданно, с этого года ввели обязательство проходить предварительную стажировку. Понятно, что за два года знания на том же уровне не останутся. Многое из школьной программы сотрётся из памяти, вступительные экзамены впоследствии сложнее будет сдавать.

Обладая отцовским характером, с его категоричностью и тяжелым восприятием чужого мнения, мне тяжело было донести до родных свои надежды, видение жизни. Чувство страха от неопределенности будущего, уже как месяц, меня не покидало. Но показаться слабой не могла. Резко вскочив, чтобы уйти, на ходу кинула:

– Если вы так хотите, чтобы я поступила в этот институт, чтобы похвастаться перед знакомыми его престижностью, то поступлю туда. Но, учиться на инженера не собираюсь. Я не смогу пять лет заниматься чертежами и тем более, после завершения работать. Это не моё!

Дверь громко захлопнулась за мной. И что теперь? Нужно идти в поликлинику. Мысли флюгером крутились в голове. Прокручивая состоявшийся разговор с родителями, быстро направилась к калитке. С улицы доносилась песня. Молодой мужской голос под гитару звучал в незнакомой песне, совсем рядом.

Выглянув за ворота, увидела парня. На нём матросская форма. В лучах утреннего солнца блестела кокарда на бескозырке. Наклонившись над гитарой, перебирая струны, он тихо пел. Кто в такой ранний час может петь под нашими окнами? Услышав мои шаги, матрос встал. На меня смотрели знакомые с детства озорные со смешинкой светло-голубые глаза. Так, это же Сашка, мой обожаемый друг детства! Не виделись три года, с тех пор как его на подводную лодку забрали служить.

Всё детство мы провели в одной дружной компании, состоявшей из соседских мальчишек и девчонок. Сашка был заводилой, лидером и просто душой нашего многочисленного веселого общества. Он виртуозно играл на гармошке и я, забегая за подружкой – его младшей сестрой, задерживалась подольше у них, только для того, чтобы наслаждаться его талантом.

– Саш, это ты? Ты вернулся, отслужил…, – успела я произнести, прежде чем подбежала и обняла его.

– Ева, ты, что ли? Ничего себе выросла! Ты же ребенком была, когда уезжал. За это время успела повзрослеть, девушкой стала. Глазам своим не верю, красавица, просто Мишель Пфайффер в её лучшие годы!

– А ты возмужал, Саш. Если бы не твои глаза, я бы не узнала. Ты что здесь сидишь в такой ранний час один, как волосок на лысине?

– Мать с отцом с ночной смены еще не вернулись, видимо. Дома никого нет. Приехал, вещи закинул на террасу и вот здесь с гитарой решил их подождать.