А Венька и вовсе воспрял духом! Он, солидный отец семейства, теперь трудился директором досугового Центра, любил детей, числился на отличном счету в Управлении образования, да еще и занимался в заочной аспирантуре! Уровень самооценки повышался с каждым днем. Венька с головой погрузился – и в любимую работу, и в учебу, и в общение с новыми друзьями – в основном, девушками, как это обычно в педагогике. Совершенно не помышляя об измене и не скрывая имен и номеров в своем мобильном, ни эсэмэсок, ни даже записок, подложенных в портфель – он просто не хотел ни с кем ссориться на столь желанном новом месте! – Венька невольно все чаще нарывался на семейные скандалы.
Они, кстати, не заставили себя долго ждать. Первый серьезный скандал разразился месяцев через пять после свадьбы, зимой, на день рождения Маринки. Праздновать решили все вместе, в ближайший к дате декабрьский выходной. С утра – благо, в дневные часы вводились студенческие скидки – втроем забурились в арбатское кафе «Метелица», считавшееся в их кругу самым богемным местечком.
Веньке очень хотелось порадовать бедную Маринку, несколько закисавшую в их коммунальной дыре. Он и друзей-то своих, обоего пола, никого приглашать не стал, благо праздник не у него, а у супруги. Их спутницей стала любимая Маринкина подружка, Ленка Островская, тоже разведенная мать с ребенком.
Поначалу все шло хорошо. С радости по поводу праздника подвыпили, в их понимании, довольно крепко. Во всяком случае, замотанный работой и учебой Венька, впервые за долгое время, чуть ли не со свадьбы, ощутил блаженное состояние пофигизма, расслабленности и глуповатого животного счастья. Небывалый жор напал на всех, блюда «подметали» вчистую, и скоро ответственный Венька забеспокоился об оплате. Выгреб из карманов и «лопатника» все, что было, и попросил принести счет. Маринка, конечно, хотела «продолжения банкета». Продолжать поначалу решили у Малышевых дома. В прекрасном настроении, метро и троллейбусом, добрались до «своей» улицы Баумана. В квартире, кроме них, никого не оказалось. Зато в холодильнике, стоявшем в «санитарной комнате», нашлись – и бутылочка беленькой, и приготовленный на утро салат оливье. Салат, со вкусным густейшим майонезом, продержался недолго. Правда, поначалу успел нейтрализовать действие беленькой – в результате и ее распили полностью, на троих. Тут пьяная радость дошла до апофеоза. Включили маг, поставили любимые мелодии из «романтической коллекции», и пошли танцы-манцы – сначала общие, затем – на двоих, по очереди. Чтобы дамы не скучали между танцами, Венька сбегал в супермаркет и уже на Ленины деньги – принес «дамскую» бутылку полусладкого «шампусика».
И понеслось… Хмель все сильнее ударял им в головы. Особенно заметно захмелели дамы, – они пошли не по проторенному пути «повышения градуса» напитков, а по кривой дорожке «микста».
Все напасти начались с момента, когда «голодная» Ленка вроде ненароком, но весьма ощутимо – прижалась в танце к животу Веньки – соблазнительной женской округлостью пониже пояса. И тут положительный Малышев, глава семейства, вдруг дико возбудился. Тем более «вдруг», что блядовитая Ленка никогда раньше особым его вниманием не пользовалась. А может, и сама его не цепляла, имея «хахаля» под боком? Во всяком случае, по опыту прежних связей, Ленка разом «вникла» в его новое состояние.
И все пошло кувырком…
Глава 4
Мася
У Чехова есть прелестный рассказ, в котором примерный семьянин, смотритель затерянной в глухой степи железнодорожной станции, приглашая на Новый год распутную свояченицу, рассуждает сам с собой о том, что никакого вреда жизни их с женой визит свояченицы принести не может – «потому как жить хуже, чем они живут сейчас, нигде невозможно!». И только постфактум, когда все предсказанное случается, убеждая героя, что «хуже» – есть куда, и может быть еще «значительно хуже» – вплоть до нищеты и буйной палаты – герои, уже без сил, вспоминают «произволение господне».