Проделанный фокус с коротким замыканием так воодушевил бездельников, что пробки в нашем классе стали гореть каждый день. Неутомимый Куница старался вовсю. Он учился в одном из параллельных классов и был из числа тех, о ком говорили, что по нему давно «тюрьма плачет». Его боялись все. Не то чтобы он был очень силен и смел, но говорили, что этот пацан мог, недолго думая, и нож достать, да и в одиночку он никогда не ходил. Возле него неизменно кружились еще трое-четверо таких же шпанюков. Даже старшеклассники с ними не связывались. Куница говорил мало, не помню, чтобы он кому-нибудь угрожал, он просто молча бил, и если ему нужна была помощь, то вслед за ним на жертву набрасывалась вся его ватага.
Учителя устроили слежку за нашим классом, но уследить за хулиганом не могли. Однажды я остался на перерыве в классе, и в этот момент прошмыгнул Куница и, как обычно, закоротил розетку. Только он убежал, как влетает к нам учительница и кричит мне:
– Кто это сделал?! Немедленно отвечай!
Я огляделся по сторонам и обнаружил, что в классе, кроме меня, никого нет. И учительница понимала, что именно я был единственным свидетелем происшедшего. Разумеется, я сделал удивленное лицо и солгал, что не знаю этого человека.
– Не знаешь, ну что же, зато я наверняка знаю, что это все проделки Куницына.
Да, учительница попала в самую точку, только она не учла, что свидетелей нашего с ней разговора не было, и когда репрессии пали на голову хулигана, весь класс решил, что это я «сдал» учителям юного Робин Гуда. Вот тогда-то мне и пришлось испытать на собственной шкуре, что значит быть отверженным. Со мной перестали разговаривать, и были даже ребята, которые специально следили, чтобы со мной никто не общался. Одна из девочек в эти дни подошла ко мне и, назвав меня иудой, плюнула в лицо. Никакие мои попытки оправдаться в счет не принимались. Почему-то сделать больно мне старались именно те ребята, кого я пускай и не считал своими друзьями, но к кому всегда относился с неизменной симпатией.
Была еще одна причина плохого отношения ребят ко мне. Дело в том, что большая часть моих одноклассников происходила из семей, в которых отцы косвенно или напрямую подчинялись по службе моему отцу. Батя мой был еще тот служака. Я реально стал привыкать к нему только тогда, когда он уже вышел на пенсию, а до того я его практически дома-то и не видел. Болезненно честный и преданный армии человек, он и от своих подчиненных требовал такой же самоотдачи, а это нравилось далеко не всем. У моего отца был абсолютный авторитет, его уважали все, но, мягко говоря, не любили. Мужчины приходили домой, и в разговорах на кухнях жаловались женам на моего батю, а дети все это слышали, и, понятное дело, им хотелось отомстить. А кому они могли мстить? Только мне, поэтому драться приходилось часто. И ладно бы, если по-честному, один на один, так ведь порой подкупали ребят из старших классов, и тогда мне приходилось совсем худо.
И случай с Куницей не преминули использовать. Короче говоря, уже на следующий день я увидел его, идущего мне навстречу. Без лишних выяснений он с ходу ударил меня по лицу. Честно скажу, боялся я его и раньше сторонился их компании, а теперь совсем страшно стало. И так весь класс от меня отвернулся, а здесь еще и Куница с дружками. Когда он приходил меня бить, сбегался весь класс и, окружив нас, с интересом, словно в цирке, наблюдал за экзекуцией. И никто за меня не заступился, ни разу. Все переменки и особенно возвращение домой из школы превратились для меня в муку, я вынужден был постоянно прятаться и заранее продумывать пути отхода.