Проникая в живое тело нашего современного искусства мы видим: воспроизводительное искусство завершило свой оперативный план. Его армии победили стоявшие перед ними препятствия и итог победы был подведен техникой, давшей фотографический аппарат и кинематограф.
На смену армии воспроизводительного искусства пришла современная армия творческого искусства. В кубизме, футуризме, супрематизме мы вышли к творчеству. Мы разбили вместе со старым миром, раньше его, все его вещи до первоэлементов и начали складывать из этих элементов в новых принципах новую конструкцию. Это был свободный творческий изобретательский путь. Живопись, требующая для реализации своих замыслов самых несложных материалов, будет свободней других искусств в своих методах и приемах, станет в острие клина нашего продвижения. И вот продвигаясь по этому пути, мы пришли теперь к моменту, когда картина не выдерживает вкладываемой в нее напряженности и разрывается.
Оригинал рукописи: РГАЛИ. Ф. 3145. Оп. 2. Ед. хр. 671.
Печатается по изданию: Канцедикас А., Яргина З. Эль Лисицкий. Фильм жизни. 1890–1941. В семи частях. М.: Новый Эрмитаж-один. 2004. С. 25–27.
Картина мира Что именно пролетариат должен знать об искусстве[16]
РГАЛИ. Ф. 2361. ОП. 1. Д. 25. Л. 1–2
Что такое искусство? Какое значение может иметь понимание искусства именно для нас, для революционных рабочих? Почему мы смеемся, когда только слышим слово «искусство». В то время, как мы, коммунисты, для того и предназначены, чтобы создать новую культуру. Является ли искусство чем-либо неземным? Является ли оно тем, что обычный человек, человек, живущий в действительности этого мира, человек, несущий в себе нечто от света будущего, не может постичь?
Нет! Если мы осознали смертельно-черную действительность капиталистического мира, <…> если мы революционеры, если мы коммунисты, значит, уже потому мы занимаемся предотвращением лжи, ненависти и ищем вместо этого истинную правду, справедливый мир, радостное, прекрасное искусство. Искусство во всём, искусство, полное жизни, искусство, которое само будет полной жизнью. Совершенное выражение нашего совместного бытия, совместное проявление нашей жизни – это искусство коммунизма.
Является ли это чем-то необыкновенным? Является ли это чем-то настоящим? Это вполне просто, и мы должны это как можно скорее понять. Так мы думаем.
Вина буржуазии с ее разрушительным эгоизмом, с ее «разделяй (и властвуй)» заставляет нас понять то, что уже каждому из нас должно быть понятно без объяснения. Именно буржуазия сделала искусство чем-то отдельным, что должно стоять вне и над повседневной жизнью, чем-то, что создается не для нас. Уже само непривычное название «Искусство», когда мы о нем говорим, парит над нами. С каким удовольствием мы бы избежали этого слова «Искусство» в его капиталистическом понимании. Потому что уже употребление этого слова создает впечатление, что мы подчиняемся капиталистическому закону, закону, который разделяет между собой различные жизненные проявления. Создается впечатление, что мы подчиняемся закону, который предписывает отделять явления духа от материи, отделяет явления сегодняшней грубой, жесткой реальности, которые предназначены для нас, и вещи сладкой, безбедной, вымышленной нереальности, которая существует только для них, для самой буржуазии. Буржуазия облекает искусство в неопределенность, она представляет нам искусство как нечто сверхъестественное, что мы не можем чувствовать. Это они должны делать для себя и против нас, для того, чтобы сохранял свою силу их мир, в котором не может быть никакого единства, никакой ясности…