«ВЕЩИ»
идут К МОЛОДЫМ СИЛАМ ЕВРОПЫ И РОССИИ, СТРОЯЩИМ НОВЫЕ ВЕЩИ. Общими силами рождается новый КОЛЛЕКТИВНЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ
СТИЛЬ. Все, кто принимает участие в его выработке, – друзья и соратники
«ВЕЩИ».
В строительной горячке, переживаемой нами, найдется место всем. Мы не учреждаем секты и не довольствуемся суррогатами коллектива в виде различных направлений и школ. Мы будем стараться объединить и координировать труды всех, желающих действительно трудиться, а не довольствующихся рентой предыдущих поколений.
Привыкшему же не трудиться, а любоваться, извечному потребителю, ничего непроизводящему,
«ВЕЩЬ»
покажется скучной и убогой. В ней не будет ни философской орнаментации, ни томной изящности.
«ВЕЩЬ»
– деловой орган, вестник техники, ПРЕЙСКУРАНТ новых ВЕЩЕЙ и чертежи вещей, еще не осуществленных.
Среди духоты и обескровленной России, ожиревшей дремлющей Европы один клич: скорей БРОСЬТЕ ДЕКЛАРИРОВАТЬ И ОПРОВЕРГАТЬ, ДЕЛАЙТЕ
ВЕЩИ!
Эль Лисицкий. Оформление оперы «Победа над солнцем». «Система-театр». Вариант театральной установки.
1920–192
Выставки в Берлине «Вещь». 1922. № 3. С. 14
В Берлине много магазинов, салонов, торговцев картинами, ателье. Всюду выставлено искусство. Открывается выставка. Приходит свое семейство. А потом – по полтора белых негра в день.
Современное думаешь найти в «Штурме»[41]. Но этот пароход превратился в утлую лодочку. Недавно там видели венгерцев. Породнившись через революцию с Россией[42], они и в искусстве своем оплодотворились нами. Моголи-Нодь[43]. преодолел немецкий экспрессионизм и идет к организованности. На фоне немецкой спрутообразной беспредметности четкий геометризм Моголи и Пери[44] обнадеживает. От композиции на холсте, они переходят к конструкции в пространстве в материале.
Баумейстер[45] показал ряд холстов, где в современное, хорошо сработанное тело вложена для «содержания» метафизическая душа в виде манекенообразных человечков аполлоновских пропорций.
Французы без метафизики. Леже[46] Большой холст классического периода кубизма и новый 1920 год. («Город» – воспроизведен в № 1–2 «Вещи»). Богатая и тучная, бурая земля живописи в первом. В кубизме, недавнем незаконорожденном, уже начинают и близорукие узнавать черты отца – Лувр. Культура нового холста уже не от музея. Это от картинной галереи сегодняшней улицы – звон и плотность красок литографированного плаката, черной стеклянной вывески с белыми накладными буквами. Цвет крашенных анилиновым лаком электрических ламп.
Теперь в «Штурме» – Курт Свитерс[47]и Л. Козинцева-Эренбург[48] Свитерс – мозг литератора, но имеет глаз для цвета и руки для материала. Это вместе дает спутанную вещь. Рисунки, склеенные из разного материала, удовлетворяют глаз. Но дальше прошлых своих работ Свитерс не двинулся.
В «Штурме» можно видать две живописные культуры – французов и немцев. Для первых кисть – смычок, которым извлекают звуки из краски и холста, и они прописывают полотно, для вторых – перо, которым записывают идеи, и они промазывают холст. Теперь начинает появляться русская живописная культура, она покрывает материал холста или доски материалом краски – она добротно прокрашивает поверхность.
Эль Лисицкий. Журнал «Вещь». Обложка.
1922. № 1–2
Эль Лисицкий. Журнал «Вещь». 1922. № 1–2.
Титульный лист, полоса, разворот
Эль Лисицкий. Фирменный бланк журнала «Вещь». Декларация издательского направления. 1922
Архипенко[49], вошедший в Германию через «Штурм», сейчас прошел уже и через Гурлита[50] (Лавка окороков Коринтов[51], Слевогтов[52] и т. п.). Если это характерно для популярности скульптора, то, с другой стороны, и для мозготрясения в головах эстетов, торговцев и критиков, начинающих бояться пропустить современность. (И всё же приходят после третьего звонка.) Архипенко подводит свои итоги. Современность через материал и рельеф идет вон из живописи. Архипенко красит свои рельефы и гонит пластику назад в живопись. Получается красивость. Абсолютно одно достижение – форма, данная рельефом и контррельефом. Но зачем это дано в Танагрских статуэтках? Жаль, что Архипенко был эти годы вне России. Большие задачи, поставленные у нас одно время скульпторам, и весь темп нашей художественной жизни могли бы привести этого значительного мастера к ценным достижениям. Сейчас на его вещи ложится позолота салонов.