По большей части все мы – идеалисты в своей обыденной жизни. Идеальное – циклопический фантом, мнимо продолжающий наш узенький спектрик здесь-теперь-так. Интеллектуально человек всё еще великий дикарь, ему мало просто воспоминаний, просто планов, просто представлений. Хочется, чтобы за ними было нечто, с чем можно было бы оперировать, хотя бы косвенно. Ссылка на некий покрытый агностикой трансцендентный субстрат сложна для практики. Мы еще не роботы; именно на базе наших стремлений к бессмертию ощущаемости, логически превращаемой в свою противоположность – идеальное, появилась наука, какую мы имеем.

А материальное? Имеет смысл не рассматривать материю, материальное как некие первосущности. Обратимся к самим материалистам для выяснения, что именно они считают материей. Одни материалисты называют материей свое тело, одежду, диван, ворону и камень, на котором она сидит… Таким образом, они отождествляет свои психические представленности (феномены) с материей. Другие материалисты, более изощренные, скажут, что материя – это вакуум, электромагнитное поле, протон, нейтрон и др. А потом, возможно, открестятся и от этого, уйдут в какой-либо мир понятий. Эти вторые материалисты ничем не лучше первых, ибо физические представления сводятся к тем или иным обыденным представлениям, способам предварительного истолкования обыденного. Физические картины мира – производные производных нашей наивной виденности. Физик идет не внутрь реальности, а парит над ней, в области абстрактных отображений параллелизует возможность новых феноменов.

Де-факто как в первом, так и во втором случае материализм оказывается разновидностью идеализма. И если некто все-таки попытается обойти физика, создать нечто вроде современной натурфилософии на основе данной ему "философии науки", то сам поставит себя в смешное положение.

Не таковы новые области физики, чтобы быть служанками натурфилософских принципов.

Мы имеем субъективную реальность феноменов, которые не материальны и не идеальны. Наличие этих феноменов, их незамкнутость, неполнота позволяют выдвинуть гипотезу об объективной реальности. И все возможные рассуждения на эту тему нам говорят: объективная реальность не идеальна и не материальна. Она – продолжение того, что мы имеем, но продолжение, не похожее на то, что мы имеем. Это не дома, деревья и горы. Это не "виденности", подобные резерфордовскому "виденью" атома.

Отвечая на первый вопрос, мы говорили о необходимости отказа философии от злоупотреблений абстракциями, отвечая на второй – о небытийной отфеноменальной природе идеального. Идеальное уходит из мировоззренческого фокуса и даже в качестве подсобного орудия мышления выступает как третьестепенность. Критика чистого разума формально не нужна, ибо нет никакого разума. На предполагаемом месте разума находится сугубо чувственный ум.

Ум не может перепрыгнуть через себя – флюиды идеального над ним остаются пустыми. Если они пригодны для решения каких-то частных вопросов, то непригодны для философии в качестве ее предмета. Здесь пути метафизике нет, то есть нет спекулятивного пути. Остается только одна возможность – частичная редукция феноменального. Акт редукции делает ясным, что именно в феноменальном является производным, относительным, а что всё еще несет в себе черты абсолютного.

Методов трансцензуса несколько. Сравнение результатов, полученных различными методами, позволяет делать поверки. Роль эмпирического материала для философии, помимо феноменов, играют логические, естественнонаучные и независимые от естественных наук чисто мировоззренческие парадоксы. Возникающая новая метафизика, хотя и сходна с наукой, последней не является ввиду особенностей своего предмета. Метафизическим миром оказывается всё то, что мировоззренчески просвечивает сквозь пленку реальных феноменов. Эта метафизика является, скорее, "метаментальникой". Ее сфера – метасознание. Отнюдь не выдуманное психологами подсознание!