Э. Крика, как человека из народа, такой подход устроить, естественно, не мог. Он не был революционером, отрицательно относился к классовой борьбе и мечтал о единстве буржуазии и рабочего класса в солидарном национальном сообществе. Он пытался найти баланс между либерализмом и социализмом, выдвигая идею «циркуляции элит». Идея эта созвучна теории Вильфредо Парето (1848–1923), но если у Парето новая элита вытесняет старую в процессе дарвиновской борьбы за существование, Крик хотел, чтобы смена элит происходила мирным путем, а рычагом ее была система образования. Крик еще в 1922 г. в своей работе «Философия воспитания» полемизировал с натуралистической утопией расовой педагогики, исходившей из того, что здоровые расовые задатки механически способны породить здоровый расовый дух. Подобные установки очень похожи на упомянутое ложное толкование изречения Ювенала.
Школьный учитель
Эрнст Крик родился 6 июля 1882 года в Фегисхайме в Бадене. Он происходил из протестантской семьи, его отец был инженером-строителем, а предки крестьянами и ремесленниками. Жизнь была трудной, ибо нужду и одиночество он познал уже в раннем детстве. Десятилетним мальчиком он покинул семью и поступил в реальную школу в Мюльгейме. В 1898 году он поступает слушателем на педагогический семинар в Карлсруэ и по окончании курса в 1900 становится младшим учителем народной школы. За четыре года он шесть раз сменил место работы, преподавал в разных городах Бадена и все время оставался младшим учителем. Эту должность он занимал вплоть до 1924 года. Только целеустремленность и невероятная сила характера позволили ему выжить в этих условиях и заниматься всесторонним самообразованием.
Медленно приходил он к пониманию того, что его собственная нужда лишь уменьшенное отражение той нужды, в которой живет весь народ. Крик искал ответа на вопрос: «Почему?» Своим духовным поискам он мог посвятить только свободное от работы время. Из общеисторического плана волновавшей его проблемы постепенно выделился вопрос о духовном складе народа.
В своей одинокой комнатке Крик начинает готовиться к борьбе со всей ненавистной ему системой западного просветительского рационализма, которой впоследствии он посвятил всю жизнь. В те годы ему помогла известная книга «Единственный и его собственность» Макса Штирнера (1806–1856), так как никто не может долго опираться лишь на себя самого. Любой одинокий человек стремится преодолеть свою нужду «в духе». В условиях того духовного убожества, в которых жила кайзеровская Германия, Крик, как и многие другие представители мыслящей молодежи, обратился к великому философскому наследию немецкого классического идеализма. К тому же источнику в обстановке безмозглого потребительства обращают свои надежды и крупнейшие идеологи современной Германии, такие как Хорст Малер и Рейнхольд Оберлерхер. Крика захватило неоидеалистическое движение, порожденное политическим кризисом немецкого народа. Он изучает немецкий идеализм по Лессингу, Гаманну, Гердеру, Фихте, Гегелю и Канту, затем обращается к первоисточникам – к древней Греции, к Платону. Хотя он тогда не мог еще осознать подлинные причины, по которым его так влечет к античному полису, но им двигал верный мировоззренческий инстинкт. Крик подозревал, какие революционные возможности таятся для немецкого народа в осуществленном полисом единстве политики, воспитания и мировоззрения. Но время этого откровения еще не наступило.
Однако в 1910 году в Гейдельберге выходит объемистая книга «Личность и культура», в которой Крик показал, как и чему он научился в своем стремлении выразить всю полноту немецкого духа. Это было его самое большое по объему сочинение (510 страниц), в котором содержался обзор развития всей европейской культуры на протяжении 2500 лет, притом современной культуре он дал крайне негативную оценку за ее деструктивный и дегенеративный характер. Первый блин вышел комом. Книга была неудобочитаемой, осталась незамеченной и сам Крик был ею недоволен. В те же годы Крик отходит от христианской религии. В развернувшейся тогда полемике вокруг книги Артура Древса (1865–1935) «Миф о Христе» Крик выступил на стороне Древса. В том же году в брошюре «Новейшая ортодоксия и проблема Христа» он коснулся общественных проблем и впервые начал говорить своим языком.