Вскоре послышались шорохи и возня, и тут же яркий пучок света засиял над моей головой.

– Эй, воришка! Подымайся сюда! – послышался чей-то голос.

Перебарывая в себе горечь обиды и унижения, я все же взял себя в руки и, жмурясь от яркого солнечного света, стал подниматься наверх.

На палубе собралась едва ли не вся команда. Еще бы: такое событие случается не каждый день! И хотя такого вида наказание для провинившихся матросов во времена освоения Нового Света было не таким уж редким, я лично сталкивался с подобным случаем впервые. Увы, мне в этом представлении была отведена главная, далеко незавидная, роль!

Ощутив боковым зрением обилие зеленого цвета справа от себя, я чисто инстинктивно повернул голову и увидел совсем рядом живописный берег, который, невзирая на его красоты, отныне должен был стать для меня тюрьмой. В душе было пусто и… и еще раз пусто, и ничего кроме этого. Сидя в трюме, я так ждал этого момента, будучи уверенным, что когда у меня появится шанс выговориться, я непременно докажу, что я невиновен, что все это не более, чем чья-то глупая шутка, что пора прекращать этот балаган, брать курс на Ла-Рошель, да заниматься своим делом! Но сейчас, натыкаясь на осуждающие взгляды своих вчерашних друзей, я вдруг впервые в жизни ощутил сплошную опустошенность на душе, какое-то непонятное чувство, которое мне раньше никогда не доводилось испытывать. Меня посадили в лодку, которая доставит сейчас на этот, по всей видимости, безлюдный берег, на котором, возможно, мне суждено провести в одиночестве свои последние и мучительные дни, а мои вчерашние друзья, столпившись у борта, как мне показалось, безучастным взглядом провожали меня, и ни один человек, ни единый (!!!), не вступился, не замолвил за меня слово! А ведь со многими я был в дружеских отношениях, делился последней краюхой хлеба. И вот теперь…

Я далек от мысли винить во всем только их. Возможно, это моя вина, что я не сумел в свое время расположить к себе друзей настолько близко, чтобы они были готовы ради своего друга пойти на все! В будущем я не раз предавался размышлениям по этому поводу, а сейчас мне ничего не оставалось делать, как смотреть на угрюмые лица команды и внимать капитану, который «расщедрился» на прощальную речь:

– В лодке запас пищи и пороха. На первое время тебе хватит. А потом можешь рассчитывать только на себя, если хочешь выжить. Буду рад, если жизнь здесь тебе не покажется раем. Чтобы ты вскакивал среди ночи, выл от тоски и безысходности и каялся в своем грехе! Чтобы совесть тебя постоянно мучила за то, что совершил такой отвратительный поступок!

Я горько улыбнулся:

– Да нет, капитан, – сказал я спокойным голосом, настолько спокойным, что сам удивился этому, – это вас будет мучить совесть. Это вы будете просыпаться среди ночи, и корить себя: как же мог я, который никогда не позволял себе опускаться до низких и недостойных методов, – кажется именно так вы говорили, капитан?! – так жестоко наказать совершенно безвинного человека?! Если на свете есть Бог и справедливость, то именно вы должны потерять сон, а не я! Вспомните мои слова, капитан!

Гребцы взмахнули веслами, лодка устремилась к берегу. Я последний раз взглянул в лица провожающих меня взглядом людей и… Я встретился с насмешливым взглядом Гуччо, который ехидно улыбался и подмигивал мне. В это мгновение мне все стало ясно! Все было настолько очевидно, что я даже не сомневался, что так оно и было на самом деле! Я вскочил и что есть мочи закричал:

– Это ты, Гуччо! Это ты все подстроил! Это ты подложил мне эти часы! Ну, погоди, мерзавец! Я еще поквитаюсь с тобой! Ты заплатишь за свою подлость! Вспомни мои слова!