– По крайней мере, он с тобой нормально обращался. – Гордон чуть заметно улыбнулся. – Я хочу знать, сколько у нас детей. Кто-нибудь из них похож на меня?

– Их двое, и ни один не похож на тебя. – Калли помолчала, думая, как он отнесется к ее следующим словам, а потом произнесла: – Они квартероны.

Внимание Гордона было сосредоточено в основном на том, какой красивой женщиной стала Калли и как мало скрывает ее полупрозрачная сорочка. А еще на усилиях, которые ему приходилось прикладывать, чтобы его интерес не был замечен. Когда они были детьми, он совсем не думал о ее внешности, Калли была для него лишь озорной девчонкой с золотисто-рыжими волосами и веснушками. И услышав, что какой-то плантатор хочет жениться на ней, потому что она очень красива, поразился. В том возрасте, если бы Гордон подумал о внешности Калли, он описал бы ее как хорошенькую, но ничего особенного. Привыкнув к ней, он не замечал классическое совершенство ее черт и плавную грацию движений. С тех пор она немного поправилась, но как раз в нужных местах.

Гордон заставил себя переключить мысли с восхищения Калли на обдумывание того, о чем она только что сказала.

– Квартерон означает на четверть африканец и на три четверти европеец? Твой муж был наполовину африканцем?

– Нет, он был англичанином, как ты и я.

– Значит, его первая жена была наполовину африканкой?

– Нет. – Калли вздохнула: из-за того, что Гордон так спокойно отреагировал, напряжение немного отпустило ее. – Это сложная история. Они мои пасынок и падчерица. Родных детей у меня нет, но я считаю их своими, хотя в них не течет моя кровь.

Гордон подозревал, что на Ямайке вопросы, связанные с их расой, осложняли жизнь Калли. Но она явно любила своих падчерицу и пасынка, и он хотел узнать о них больше.

– Я хочу услышать всю историю, – произнес он. – Мое любопытство с годами не ослабело.

Калли посмотрела на него с улыбкой:

– И это по-прежнему навлекает на тебя неприятности?

– Постоянно. Но я пришел к выводу, что любопытство не лечится. А ты тоже это поняла?

– Вероятно, у меня было меньше возможностей потакать своему любопытству, однако оно все равно не исчезло, – призналась она. – Оно просто было подавлено.

Гордон предположил, что дело было в ее обязанностях и ответственности.

– Ну, так что это за длинная сложная история о твоих детях?

Калли нахмурилась:

– Мне придется рассказать о своем браке, в нем корень всех сложностей.

– Я слышал, как ты поклялась отцу быть хорошей послушной женой, чтобы он не забил меня до смерти. Той ночью ты заплатила высокую цену за нашу общую глупость.

– Мы оба заплатили, но твоя цена была выше. – Калли отбросила со щеки золотисто-рыжую прядь. – Сама я бы не выбрала брак с Мэтью, но он был порядочным человеком. Из того, что слышал, когда находился в гостях у моего отца, он заключил, что у меня бунтарский характер и я соглашусь уехать в новые экзотические края. Он был готов жениться во второй раз, ему понравилась моя внешность, вот он и попросил моей руки.

– А твой отец был рад избавиться от тебя, да еще и с выгодой, – сухо промолвил Гордон.

– Да. К счастью, Мэтью оказался гораздо более приятным человеком, чем мой отец. Кстати, о моем отце, он жив или умер от апоплексического удара?

– Неизвестно. Я даже не знаю, жив ли мой собственный отец. С тех пор, как меня утащили и посадили за решетку, я не слышал никаких новостей ни из Кингстон-Корта, ни из Раш-Холла.

Гордон был так сильно избит, что почти не сознавал, что происходило до того, как его погрузили на корабль, который должен был отправиться в колонию.

– Прежде чем я смог вернуться в Англию, прошли годы, и к тому времени моя семья меня уже не интересовала.