– Женой, гражданской, – прошептала она тягостно, вздохнула горько и отчаянно добавила: – женой пока ещё, супругой, понимаете?

– Вы успокойтесь, дорогуша, соберитесь вы! – взглянул он строго на неё, – давайте, милочка, возьмите в руки-то себя! Придите в чувство вы! Слезами горю не поможешь, уверяю вас!

И этот голос, колокольными раскатами, проплыл у Светки в голове: «Давайте, милочка… слезами горю не поможешь…»

– Вот что, милая, вас как зовут?

– Светлана, – всхлипнула в ответ она.

– Поймите, Света, чем скорее мы управимся, тем будет лучше для него. Надеюсь, поняли?

Ей на минуту показалось, будто всё это совсем не с ними происходит, а в мучительном, каком-то жутком полубреде, полусне уже. Она заполнила какое-то «Согласие», теперь уже не понимала, что… о чём это… и принесла высокий таз, а после этого, они все вместе, сразу принялись за Веничку. Адреналин и нашатырь уже сработали: он приоткрыл свои глаза, натужно сморщился и что-то мыкнул, неразборчиво и тягостно.

– Ну что, неплохо! Понемногу просыпаемся! – отметил доктор с очевидным удовольствием; раздвинул зубы, надавив ему как следует, тугими пальцами на щёки между дёснами, просунул в горло тонкий шланг, и они сразу же – в него набулькали воды.

– Теперь послушайте, – сказал он ей, – сейчас мы вместе, аккуратненько, его поставим на диван, да не пугайтесь вы, на четвереньки, а затем, алё… вы слышите? Вы ещё здесь? Ау, очнитесь уже, Светочка! Затем вы вызовите рвоту. Понимаете?

«Да уже вызвала, похоже…», – всхлипнув горестно, вздохнула Светка.

– Ну и как же мне, по-вашему, всё это сделать? Он же спит… Вы не подскажете? – она взглянула озадаченно на доктора. – Самой тут разве что нагадить…

– Вот что, милая, нам не до шуток тут, надеюсь понимаете? – он ей нахмурился в ответ, – вы что, не слышите? Два пальца в рот, чуть-чуть поглубже. Ну, вы поняли? Подвиньте стол и таз поставьте свой, пожалуйста. Ещё минуточку… и руки покажите мне, – он посмотрел на её пальцы. – Вот что, милочка, обрежьте ногти-ка, пожалуй. Поспешите вы! Давайте, Светочка, скорее…

Полуспящего, что-то мычащего как пьяная бычарина, они поставили его каким-то образом на четвереньки, оперев на подлокотнике, она присела в ожидании на корточки.

– Пониже, Светочка, пониже, не стесняйтесь вы, – вздохнул ей доктор, так не выйдет! Да присядьте вы! Пониже, Света! Вы не слышите? Ну что же вы, не понимаете меня? Пониже, милая!

Она присела на колено, доктор заново раздвинул рот ему.

– Да встаньте вы пониже чуть! Вы что, не видите? Ну вы же так не справитесь!

И Светка встала на колени. В тихой панике, впервые в жизни, словно в церкви под распятием, она склонилась перед этим умирающим, мычащим что-то неразборчиво и тягостно, таким родным и абсолютно безответственным, таким любимым раздолбаем и упрямицей, теперь, казалось, уходящему навек уже, в буквальном смысле на глазах, и слёзы сразу же, потоком хлынули из глаз. Она просунула свою ладошку ему в рот и нерешительно толкнула вглубь над языком. По телу Венички вдруг пробежала злая дрожь, живот натужился и заходил крутой волной; в одно мгновение он весь, от пяток до макушки содрогнулся вдруг, и, заливая всё вокруг седой испариной, наружу хлынула кипящими потоками его смертельная вода. Буквально сразу же, в одну секунду он очнулся окончательно, глаза катнулись из орбит, с глухими стонами он изрыгал из чрева целые фонтанищи своей убийственной отравы. Светка заново вжимала в рот ему ладонь, в который раз уже, пока конвульсии не стихли окончательно и не исчезли наконец.

– Ну всё! Достаточно! Великолепная работа! – доктор, кажется, был ей доволен. – Уголь в доме хоть имеется? – он посмотрел на измочаленного Светика, – вы что-то бледная совсем. А то давайте-ка, – он указал ей на «Бифитер», – пару капелек, грамм пятьдесят не помешает, я так думаю. А то и вас тут… не пришлось бы нам откачивать… И уголь, уголь если есть, давайте сразу же!