Однако Светика вся эта «педагогия» пока что, слава тебе Боже, не затронула, она была ещё малышкой; в группе девочки не обижали её, попусту не трогали, скорее даже помогали, небольшими лишь, на первый взгляд и несерьёзными подсказками, которых тренер знать не мог по той одной уже, вполне понятной нам причине, что на все эти, немного странные снаряды своих девочек, ни разу в жизни забираться и не пробовал.

Девчонки в группе её называли Светиком, бывало шкодой, иногда и просто мелочью, а шеф едва не с первых дней как будто выделил, немного в общем, чтобы девочки тут попусту, как намекал он, зря от ревности не мучились. «У нас же все тут, – он ехидничал с усмешечкой, – с крутым характером, все лучшие на свете ведь…» Хотя, по правде говоря, его сомнения тут были лишними: в команде этих девочек она, казалось, прижилась в одно мгновение: её покладистый характер и при этом же отнюдь не детское упорство, старших девчонок расположили к ней почти безоговорочно…

Михаил Юрьевич был прав: в апреле Светочка взяла свой кубок без большого напряжения: составить ей хоть небольшую конкуренцию и в самом деле оказалось просто некому. Ей вновь вручили ту же глянцевую грамоту, не хуже прежнего ещё один будильничек, второй разряд она сдала с большим довесочком и получила долгожданную для тренера путёвку к будущим спортивным достижениям, на предстоящем очень скоро кубке города, в команде девушек Зенита, младшим номером.

Весенний кубок Ленинграда по гимнастике в те годы часто проводился в Клубе Армии, на Инженерной, рядом с цирком, за Михайловским[12]. На произвольную программу почитателей – простых болельщиков и истинных поклонников – на двух трибунах набиралось предостаточно: друзья из зала и подруги, одноклассники; студенты Лесгафта и преподы гимнастики – того же Лесгафта; родители и бабушки. И наконец, уже особое, естественно, хотя заслуженное место среди зрителей, принадлежало в этом зале молодым ещё парням и девушкам, успешно отстрелявшимся на гимнастическом помосте окончательно. Эти угадывались сразу, безошибочно. Ещё с порога они весело и радостно, долго раскланивались с тренерами юношей (а может девушек, смотря по выступающим), найдя своих, таких же точно отстрелявшихся, довольно шумно пробирались между лавочек, и наконец, уже добравшись до товарищей, сию секунду приступали к обсуждению: кто побежит, пока разминка, за напитками, и где им вместе провести остаток вечера. В общем народу – посмотреть на произвольную – на Инженерной собиралось предостаточно.

Уже на старте, после выхода на «вольные», где Светка, может быть и с дрожью под коленками, но отработала отлично, успокоившись, она собралась и вздохнула посвободнее, и с той минуты абсолютная уверенность, в том, что теперь-то всё получится как следует, она нигде не упадёт и не растянется – под шум трибун и оживлённый хохот зрителей, её уже не покидала до последнего, однако самого ответственного выхода.

Две полутёмные трибуны в этом узеньком, спортивном зале, растянувшемся от выхода большой кишкой, располагались прямо рядышком с акробатической дорожкой и резиновой, тугой дорожкой на прыжок, и выступавшие время от времени обменивались фразами с такими точно же гимнастами из публики, а также прочими друзьями и знакомыми. Её родители сидели где-то рядышком, однако Светка на трибуны и на зрителей пока старалась не смотреть: все эти лишние, сиюминутные тревоги и эмоции, сейчас ей были ни к чему. И только – мельком лишь – она заметила в углу уже знакомое (не из гимнастики) лицо, но лишь заметила и прямо сразу же забыла, и не более. Шальная мысль «А этот как тут оказался-то?» мелькнула быстро в её светленькой головушке и моментально испарилась, и растаяла. Сейчас ей было не до этого поклонника…