Я не хочу.

Не хочу умирать вот так. Я не…

Я резко подрываюсь в постели, вся в холодном поту. Ноги путаются в простынях.

Мне требуется секунда, чтобы осознать, где я нахожусь. Новая квартира все еще кажется незнакомой. Не помогает и то, что в последнее время все очень быстро меняется: сначала я перебралась со склада парней к бабушке, затем в свою новую квартиру.

Днем она – настоящая мечта. Красивая и просторная, сплошные чистые линии и высокие потолки. Но ночью она кажется мне слишком большой. Слишком открытой. Я чувствую себя незащищенной.

Я убираю волосы с лица, морщась, когда светлые пряди прилипают к потному лбу. Сердцебиение постепенно начинает замедляться, возвращаясь к норме. Я лежу на спине и пялюсь в сводчатый потолок.

Уже поздно. Мне нужно попытаться снова заснуть, но, хотя я больше не чувствую такой паники, как при пробуждении, даже не знаю, хочется ли снова закрыть глаза. Я боюсь, что если сделаю это, кошмар снова будет тут как тут. Мысль о том, что я увижу братьев Ворониных и их пустые лица, почти так же мучительна, как и мысль о том, что мне снова придется пережить нападение Ильи. Нет, ни за что. Не сейчас.

Я чувствую себя отвратительно, вся в поту, дрожу. Думаю, переход от насыщенного и душераздирающего сексуального сна к кошмару о том, как меня чуть не убили, вполне может оказать такой эффект.

– Черт, – выдыхаю я, проводя рукой по лицу. – Ты просто развалина, Уиллоу.

Я откидываю одеяло и выскальзываю из кровати, направляясь по коридору в ванную. Обычно я делаю воду настолько горячей, насколько могу выдержать, наслаждаясь тем фактом, что в этом здании имеются водонагреватели, которые нагревают воду не на пять жалких минут. Но на этот раз я оставляю душ холодным, надеясь, что ледяная вода избавит мой организм от всех эмоций, которые все еще бурлят во мне.

Гнев, страх, обида.

Я просто хочу смыть их все, хотя и знаю, что это не так просто.

Тем не менее после душа я чувствую себя немного лучше. Вытершись полотенцем, я возвращаюсь в свою комнату и надеваю свежую ночную рубашку и свободные брюки.

Мой телефон лежит на прикроватной тумбочке, и, когда я иду обратно к кровати, на нем высвечивается сообщение. Я хмуро смотрю на него и наклоняюсь, чтобы поднять.

Сейчас начало третьего. Кто может писать мне посреди ночи?

Я провожу пальцем по экрану, снимая блокировку, и меня охватывает легкий шок, когда я вижу, от кого это сообщение.

Виктор: Не спится?

Я крепче сжимаю телефон в руке и поджимаю губы. Виктор Воронин не задает праздных вопросов, и существует лишь один способ узнать, что я еще не сплю.

Они наблюдают за мной и здесь. Как в моей старой квартире.

Меня переполняет новый прилив гнева, и я открываю сообщение, печатая краткий ответ.

Я: У вас и тут гребаные камеры?

Виктор: Да.

Ответ приходит быстро, и, как обычно, в нем нет и намека на раскаяние. От этого моя кровь закипает еще сильнее, и я оглядываю комнату, пытаясь их отыскать. Но, конечно, ничего не выходит, поэтому я возвращаю свое внимание к телефону и набираю другое сообщение.

Я: Ты их здесь наставил?

Виктор: Нет, Мэлис. Когда приходил к тебе.

Конечно. Конечно же, он приходил не просто для того, чтобы увидеть меня. Не просто потому, что не мог держаться от меня подальше. Очередной скрытый мотив. Способ проявить контроль. Пусть я и сказала им, что больше не желаю иметь с ними ничего общего.

Я отправляю новое сообщение.

Я: Господи. А вы реально не понимаете, когда кого-то нужно оставить в покое, а? Где камеры, мать твою?

К моему удивлению, Виктор не отказывается отвечать и не пытается отговориться. Он перечисляет все места, где по его указке Мэлис установил крошечные камеры.