– Нужно продолжать поиски, – сказала я маме.

– А если ты ее не найдешь?

– Буду искать дальше. Эйприл жива.

Мама опустила глаза, и гнев, зревший у меня внутри, начал рваться наружу. Все хотели, чтобы я отступила, даже она!

– Не забудь про картошку.

– О чем ты?

Мама указала на горшок.

– Возьми его с собой. Тебе нужно о ком-то заботиться. – Она легонько прикоснулась к моей щеке. – Как и мне.

Тем вечером мы вместе приготовили ужин. Я принесла тарелку с пастой, села за стол и не успела заикнуться о поездке в Трентон, как отец ошарашил меня заявлением:

– Вы представляете, есть врачи, которые лечат зависимость от «Сна»! Об этом вышла статья в «Нью-Йоркере».

– Правда? – отозвалась мама, придав этой краткой реплике весьма красноречивую интонацию.

Мать словно намекала отцу: «Я вижу, куда ты клонишь, и Майя тоже, так что, пожалуйста, не надо».

Отец уловил предупреждение, но уже отпустил тормоза:

– Есть бедолаги, которые пристрастились к загадкам, как к наркотику. Когда «Сон» исчез, их разум продолжил поиски – так, во всяком случае, считают специалисты. Вернуться к прежней жизни таким людям нелегко.

– Я в порядке, пап.

– Мы с мамой и не ждем, что у тебя сразу все наладится. Но пойми, Майя, мы имеем право волноваться. Никто не знает, что именно Карлы проделали с нашим разумом. Многие ищут знаки там, где их попросту нет. Ты бы на что-нибудь переключилась… Когда выходишь на работу?

– Гилл… – начала было мама, но я остановила ее взмахом руки.

Отец знал, как устроен мир. Чтобы получить это знание, он трудился не покладая рук. Среди инвестиционных банкиров не так-то много темнокожих – и совсем не потому, что нас не интересует эта профессия. Папа всю жизнь боролся с враждебной системой. Сколько себя помню, он твердил, что мир не хочет видеть людей вроде нас богатыми, а потому наша задача – разбогатеть, несмотря ни на что.

Мать всегда охотно подталкивала меня в ту сторону, куда я направляла взгляд. Отец же полагал, что для процветания мне нужны более конкретные установки. Как минимум четкие карьерные планы. Он хотел, чтобы я – его единственная наследница – позаботилась о деньгах, которые он для меня заработал, а затем передала их своим детям. Вот почему мне непросто было рассказать родителям о своей ориентации. Отец беспокоился, как мой интерес к девушкам повлияет на продолжение рода. К счастью, он не высказал опасений вслух, но они читались у него на лице, так что мне все-таки пришлось обсудить с ним свое возможное потомство. А мне, между прочим, было семнадцать! Отец не возражал, когда я ушла с работы, чтобы заниматься проектами Эйприл и «Сомом», однако сейчас я стала его кошмаром наяву – типичной богатенькой дочкой с художественным образованием и без конкретной цели в жизни.

– Папа, я все понимаю, последнее время я не подарок. И все же поверь, Эйприл жива! И я не стану притворяться, что это не так! Мне нужно ее найти!

Папа обеспокоенно взглянул на маму. Мама не подняла глаз. Они считали, что Эйприл умерла. Еще бы – так думали все вокруг!

– Знаете что? – тихо сказала я и уже растянула губы, произнося «иди…», но вовремя себя одернула.

И пусть я замолчала, невысказанное «идите на хрен» так и зависло в воздухе. В нашем доме не ругались.

– Майя! – ахнула мама; отец гневно уставился на меня.

Я никогда не кричу – во всяком случае, на людей. Могу прикрикнуть на телевизор, где какой-нибудь сенатор отпускает расистские шуточки. Или на фотошоп, когда он зависает. А на людей не кричу. Тем более – на родителей.

И все-таки я сорвалась.

– Она не умерла! – Вскочив, я хлопнула рукой по столу, отчего вилки с ножами звякнули о тарелки.