.) Шоковая терапия – так пресса сразу назовет гайдаровские реформы. Реформаторы всегда возражали против этого термина: шоковой терапию Гайдара можно было считать лишь в том смысле, в каком шоком для умирающего человеческого организма становится единственная в этот момент спасительная манипуляция – электрический разряд из дефибриллятора.

Это был еще один величественный момент в российской истории – величественный, как любое масштабное преображение. Именно в эти дни Россия, можно сказать, поменяла статус – одна из республик Советского Союза превращалась в самостоятельную отдельную страну на карте, причем такую, которая видит себя демократическим рыночным государством и частью цивилизованного мирового сообщества. (В конце декабря после официальной смерти СССР официально сменится и название России: вместо РСФСР появится Российская Федерация.) И именно это Ельцин ставил своей целью. «…Он хотел создать российское государство – самостоятельное, управляемое, способное к модернизации и нормализации, – пишет автор одной из биографий Ельцина Тимоти Колтон. – Иными словами, вместо того чтобы спасать старую империю, он предпочел построить новую страну»[123].

На том же съезде Ельцин объявил, что сам возглавит новое правительство, и тем самым взял на себя ответственность за реформы – и съезд с готовностью утвердил его в этом качестве. Гайдар стал вице-премьером. Ему и его соратникам был передан в ведение весь экономический блок. Виктор Хлыстун вспоминает, как 14 ноября, когда основные назначения в кабинете министров уже были сделаны, ему позвонил Бурбулис:

– Завтра в 9.30 утра тебя ждет президент.

– На какой предмет? К чему мне готовиться?

– На предмет назначения тебя министром сельского хозяйства.

– Геннадий, – принялся возражать Хлыстун, – я же не агроном, я занимаюсь земельными отношениями. Я не готов быть министром.

– Вот и скажешь это все президенту, – ответил Бурбулис.

Хлыстун не спал всю ночь – подбирал аргументы, как объяснить президенту свой отказ. И с этими аргументами в голове в 9.40 утра 15 ноября он вошел в кабинет Ельцина в Кремле. «Виктор Николаевич, нужно поработать в новом качестве», – доброжелательно сказал Ельцин, выходя из-за стола и протягивая для рукопожатия руку. Хлыстун начал было отвечать, что он не готов занять эту должность, но не успел даже договорить фразу. Президент его прервал: «А я что – готов был быть президентом? Будем работать и учиться. Вопрос не обсуждается. Держите, читайте. – Ельцин протянул Хлыстуну уже подписанный указ и посмотрел на часы. – Через 15 минут начинается заседание нового состава правительства. Не опаздывайте».

Ельцин развернулся и вышел из кабинета через заднюю дверь. Успеть дойти за 15 минут до зала совещаний на Старой площади, где президент собирал правительство на первое – историческое – заседание, Хлыстун не мог в любом случае. Когда он вошел в зал, Ельцин уже выступал. «Почему опаздываете? – грозно спросил президент и после своей фирменной паузы добавил: – Тут некоторые считают, что они не готовы работать в правительстве. Имейте в виду: это я буду решать, кто готов, а кто не готов»[124]. Отчитав Хлыстуна, Ельцин продолжал, обращаясь к новому правительству: «На нас с вами лежит большая ответственность. Каждый из нас понимает, что мы идем в рисковую зону, и идем с риском для своей политической карьеры и авторитета. Но я лично на это пошел открыто, прямо и не сомневаясь, потому что у России огромные возможности и я верю в Россию. И эту веру мы должны как-то передать людям. И на этой вере мы выиграем несколько месяцев, может быть, самые важные месяцы, которые нам понадобятся.»