Осада тянулась много долгих дней. Нападавшие оказались в положении лисицы, загнавшей в угол кролика и вдруг обнаружившей, что у жертвы по десять когтей на каждой лапе и полон рот клыков. Как бы там ни было, но однажды утром горожане посмотрели со стен – и не увидели никого, только черные пятна костров, брошенные осадные машины да наваленные в беспорядке мертвецы…
Я перевела дыхание, только сейчас обнаружив, что не разглядываю из бойницы оставленное врагами поле боя, а трясусь в повозке по разбитой осенней дороге. В горле моем стоял ком – что поделаешь, актрисе положено быть слегка сентиментальной… Луар замолчал, щеки у него горели, глаза сверкали – я мимоходом подумала, что из парня вышел бы неплохой актер, по крайней мере рассказчик – великолепный…
Флобастер озадаченно щелкнул хлыстом над головой пегой лошадки. Я улыбнулась вдохновленному Луару:
– Таким отцом… можно гордиться. Думаю, ваша матушка… самая счастливая из женщин, правда?
Он запнулся, решая, можно ли рассказывать нам с Флобастером то, о чем ему мучительно хотелось поведать; совсем уж было превозмог себя и решил не рассказывать – но в последнюю минуту не удержался-таки.
Мать его, оказывается, в юные годы побывала в какой-то серьезной переделке – ее арестовали и едва не приговорили к смерти за несуществующую вину, а масла в огонь подливал орден Лаш, в особенности один его служитель по имени Фагирра. Свидетелем по делу выступал Эгерт – он-то и сумел добиться оправдания будущей Луаровой матери, а потом в схватке с Фагиррой убить его. Все это случилось вскоре после Черного Мора – люди не сразу, но узнали-таки, что Мор вызван был орденом Лаш, и учинили стихийную расправу… Фагирра, вдохновитель негодяев, пал одним из первых.
По мере того, как Луар говорил, в голове у меня возникал и оформлялся дикий на первый взгляд, но ужасно привлекательный план.
Даже Флобастер оторопел, когда я, запинаясь, выложила свое предложение. Луар, кажется, едва не выпал из седла; в какой-то момент я испугалась, что он оскорбится.
– Но… – выдавил он неуверенно. – Вы это… серьезно?
Я ощутила прилив куража: это более чем серьезно, это замечательно, это станет гвоздем праздника и памятью на долгие годы. Это доставит удовольствие господину Эгерту – если же господин Луар сомневается, а пристойно ли это, то я с полной ответственностью заверяю, что в игре на сцене нет ничего унизительного даже для самого благородного вельможи, это ведь игра, а не заработок, это шутка, розыгрыш, это забавно, господин Луар повеселится от души…
Он сомневался – и тогда в бой пошел Флобастер. Он, оказывается, помнил множество случаев, когда в героических ролях пробовали себя князья и бароны, герцоги и принцы… Господин Луар наделен природной грацией, нужно лишь найти подходящий сюжет…
И тогда я предложила сюжет. Луар заморгал, пытаясь удержать расплывающийся в улыбке рот, еще чуть помялся – и согласился.
Загородный дом семейства Соллей оказался добротным, располагающим к себе строением, удобно уместившемся на берегу неширокой речки. Нанятые на день слуги коптили мясо под открытым небом – учуяв этот запах, Муха потерял способность думать о чем-нибудь, кроме пищи. Флобастеру пришлось тычком напомнить, что мы пока не заработали и корочки хлеба а значит надо ставить подмостки, развешивать занавески и готовиться к представлению.
Впрочем, добрый господин Эгерт и без Мухиной подсказки сообразил, что актеров следует накормить. Улыбчивая служанка притащила нам две больших корзины – Флобастер позволил нам съесть только половину замечательной снеди, потому что «набитый живот – не работник».