– А что ты еще видела, бабушка?

– Я много видела. Духи быстро показывают, я за ними речью не поспеваю, все картины не запоминаю. Ты спрашивай, я расскажу, что смогу.

– Про огонь расскажи.

– Про огонь, – старуха вздохнула, – нечего про него рассказывать. Большой огонь я видела, дом горит, чернота, злость кругом, только ты в стороне стоишь с белым лицом и опаленной душой.

– А потом?

– Потом мгла и боль… и зло вокруг… ты плачешь… плачешь… Не буду рассказывать… тяжело мне… старая я стала.

– А от чего, боль, бабушка?

– Боль? Боль всегда от зла бывает… От человека злого… у тебя на пути много злых людей будет… Судьба такая… – старуха опять замолчала.

– А что сделать, чтобы их не встречать? – наивно спросила Настя.

– Да, хоть что делай… Не поможет… Судьба у тебя такая… Нет такой силы, чтобы от судьбы отвести… От нее не убежать, ни спрятаться нельзя… Ни один сильный кам ее не свернет… Что должно произойти, все одно произойдет, – голос у старухи дрогнул, она подняла глаза и посмотрела в лицо девочки долгим тяжелым взглядом.

От этих слов и вяжущего взгляда Насте стало так страшно, что у нее задрожали губы. Рука старухи, по-прежнему лежавшая у нее на голове, вдруг стала горячей и тяжелой, как камень. Вопросы, роившиеся в голове, смешались до полной неразберихи. Казалось, что в голове случился пожар. Огонь стоял теперь у нее перед глазами. Она так четко чувствовала его жар, что по спине потекла тонкая струйка пота, а на лбу выступила крупная испарина.

– Не бойся, – мягкий голос бабушки Сайлык разом все это прекратил. – Тебе бояться не следует. В тебе столько силы, что все пройдешь… Больно будет… жутко будет, но пройдешь… свое предназначение выполнишь…

Она глубоко втянула ноздрями воздух, отняла руку от головы девочки, отвернула полу шубы на груди и начала гладить бисерный зигзаг, которым был расшит край жилета – сегедека. Сухие узловатые пальца ловко пробегали снизу вверх, перебирая каждую бусину. Они остановились на одной их них. С коротким треском толстые желтые ногти сомкнулись. Бабушка Сайлык держала в них маленькую оторванную бусину. Глубоко со свистом втянув воздух носом, старуха стала дуть на бусину, а когда в легких кончился воздух, коротко плюнула на нее и протянула девочке.

– Вот возьми. Сохрани ее. Когда жизнь почти уйдет из тебя, и ты истечешь кровью и будешь видеть смерть, вот здесь, – старуха чуть повернула голову налево, как бы показывая, – слева и на полшага сзади, она всегда, у каждого тут стоит, – пояснила она, – вот тогда положи эту бусину в рот и проглоти. В ней сила моя есть… Она поможет… Меня уж может не будет… Но сила поможет… Смерть отступит, боль с собой унесет… Я заговорила…

Настя взяла бусину и покатала ее между пальцев, высушивая противную старушечью слюну. Она не знала, что с этим делать. Стало очень страшно, ей хотелось оглянуться налево, но она боялась, что уже сейчас увидит там страшную смерть и сердце ее разобьется.

– Ты ее на веревочку нанижи… на ту, на которой крестик свой носишь… Чтобы не потерять… Все, иди… устала я, – с этими словами старуха стала заваливаться на бок, пока не оперлась плечом о гору подушек. Настя поспешно встала. Глаза старухи были закрыты, Насте показалось, что та уже спит.

– Спасибо, бабушка Сайлык, – прошептала Настя.

Старуха открыла глаза и твердо произнесла:

– Отцу ничего не рассказывай, скажи, я не велела. Матери можно… Иди…

Настя повернулась и вышла из аила. От яркого солнца Насте пришлось зажмуриться, когда она открыла глаза, в голове как будто пронеслись мелкие желтые пятнышки. Она покачнулась, чувствуя, как голова закружилась, а тело ослабло. На нетвердых ногах девочка шагнула вперед и выровнялась. В этот момент ее подхватил отец. Обняв за плечи, он отвел ее к костру, около которого сидела мать с правнуком ворожеи, и посадил рядом с собой на кошме. Рядом с отцом слабость прошла, голова перестала кружить. Девочка улыбнулась матери. Та, вскочила со своего места, обежала костер, опустилась рядом с девочкой на колени, порывисто обняла, поцеловала в висок.