– Ну, вот и познакомились, – весело рассмеялся Егор, вставая. Пес в ответ яростно завилял хвостом, как бы предлагая еще немного не убирать эти чудесные руки. В ответ Егор потрепал его по загривку и увидел, что прямо рядом с ним стоит и зачарованно на них смотрит Настя.

– Меня собаки не трогают, – как бы извиняясь проговорил Егор, повернувшись к ней. С детства не трогают, – пояснил он, – наверное, потому что я их люблю… Он улыбнулся Насте с милой и даже беспомощной улыбкой.

– Добрый ты, значит, человек, – зачарованно глядя ему в глаза, произнесла Настя.

– Да уж, точно не злой, – усмехнулся в ответ Егор и вновь потрепал пса по загривку. – Хороший пес, надежный, – сказал опять очень ласково. Настя заметила, что с Волком и с ней он говорит совершенно по-разному. При обращении к собаке тон меняется, а голос его становится тихим, проникновенным и каким-то очень теплым, обволакивающим.

«Наверное, хорошо было бы, чтобы и с ней он так же говорил: этим особенным голосом, который сам по себе как ласка, от которого хочется по-собачьи тянуть навстречу морду, чтобы он к ней прикоснулся этими большими и ловкими ладонями», – мелькнуло у Насти в голове, и она почувствовала, что начинает краснеть.

– Волк никого чужого к себе не подпускает. Я уж думала, сейчас с цепи сдернется, да тебя в клочья разорвет, – сказала она быстро, чтобы он чего доброго не прочитал на лице ее мысли. Мало ли, что он еще умеет делать, кроме как собак укрощать.

– Так это ты мне на выручку кинулась? – усмехнулся Егор.

– Ну да, а куда ж еще? – рассмеялась Настя. – Я же подумала, ты не понимаешь, какой он свирепый.

– И что бы ты делала? – игриво спросил он.

– Оттащила бы его от тебя.

– Как это?

– Ну как? Ухватила бы руками за шею, повисла бы на нем и удержала.

– Меня?

– Да не тебя, дурак, Волка, – весело отмахнувшись рукой, рассмеялась девушка. – Он меня бы послушал, он меня любит… и защищает… – вдруг очень серьезно закончила она.

– Если бы ты у меня на шее повисла, я бы тоже тебя послушал, не стал бы никого в клочья рвать, – сделал Егор шутливый заход, – ну, если только защищать бы тебя пришлось, тогда бы… – развел он руками и озорно подмигнул.

– Ой, скажешь тоже, – смутилась Настя, теперь она еще больше покраснела, – пойдем все же шкуру твою выгружать, – резко продолжила она и, чтобы не показывать залитое румянцем лицо, отвернулась и быстро зашагала вглубь двора. Егор повернулся к лошади, вновь погладил ее по морде, взяв под уздцы, повел к дровнику. Остановившись, он обошел сани, сдернул рогожу, закрывающую шкуру, развел руки, чтобы удобнее ухватить ее мерзлый ком. Настя оказалась рядом. Чуть отодвинув его руку, она наклонилась над санями: – Давай вместе, вдвоем сподручней будет.

С этими словами она просунула руки под низ шкуры со своего края и подняла голову, чтобы взглянуть на Егора. Егор молча кивнул, ухватившись за свободный край, легко приподнял его. Для девушки такая ноша оказалась тяжеловата, к тому же держаться за скользкую смерзшуюся шерсть было неудобно. Она стиснула зубы от напряжения, но тоже приподняла край и, чуть присев, потянула на себя. Егор уперся в шкуру животом, стараясь держать всю тяжесть, чтобы девушке было легче. Ее помощь его смущала, но одновременно радовала. Ему было удивительно хорошо от того, что она вот так, рядом, слегка сопит от напряжения, стараясь разделить его заботу. Они быстро перенесли шкуру вглубь дровника и уложили на свободное место, туда, где раньше стояли поленницы дров, ушедших за долгую зиму, а сейчас было чисто выметено.

– Тяжелая, – выдохнула Настя, распрямляя спину. – Большой медведь, видно, был.