Но не верится тому, что Заломов «косил под дурака». Опытный жандарм Веский сразу бы это распознал. В отчете за 1898 год он сообщал, например, что Петр Заломов «представляет из себя весьма серьезную, убежденную в политическом отношении личность» (ГКУ ЦАНО).

И тут непонятно всё. Заломов убеждает читателей, что жандармы считают его дураком, а жандармы, наоборот, зачисляют слесаря в лидеры социал-демократов. Кто кого хочет обмануть? И для чего? Чтобы скрыть истинную роль, которую сыграл Заломов в первой русской революции? Но какова в этом случае его роль истинная?

Незадолго до суда над демонстрантами срок ссылки Горького истёк, и он вернулся в Нижний Новгород. И забот у него было много. Он встречается с матерью Заломова, с гражданской женой Заломова Жозефиной Гашер, известной по партийной кличке как «Мария Ивановна», нанимает адвокатов для подсудимых, передаёт деньги на устройство подпольной типографии для выпуска прокламаций, редактирует текст последнего слова главного обвиняемого, пишет воззвание «К обществу», в котором разъясняет истинный смысл предстоящего суда. Не отметил только одного: процесс, затеянный властями, был хорошей рекламой революционерам.

29 октября (11 января) 1902 года в газете «Нижегородский листок» появилось краткое сообщение, о том, что по 252-й статье Уложения о наказаниях перед судом предстали крестьянин Петр Заломов, мещане Алексей и Михаил Быковы, горнозаводский мастеровой Егор Наумов и другие – всего 14 человек. Больше никаких заметок об этом ни в одном нижегородском издании не появлялось. Суд проходил при закрытых дверях.

Пересказывать его ход нет смысла. Об этом можно узнать из романа «Мать». Там же цитируется и речь Заломова, которую для него написал Горький. Тут интересно другое. За участие в демонстрации полагалась каторга, но Заломова и пятерых его товарищей отправили в сибирскую ссылку. Остальные вообще отделались лёгким испугом.

В марте 1903 года Петр Заломов оказался в селе Маклаково Енисейской губернии. Условия ссылки были «невыносимо тяжелыми». Заломов получал ежемесячное пособие от государства в размере 8 рублей, 15 рублей аккуратно присылал Горький. Привезла с собой деньги и прибывшая в Маклаково Жозефина. Можно было и не работать.

Петр Андреевич развлекал себя рыбалкой и охотой. Река кишела рыбой, зверья тоже водилось в изобилии. И Заломов, что называется, отрывался на все сто. Даже об экологии заботился. «Собирали мы и малину, – писал он в своей автобиографической повести „Моя жизнь“ (П. Заломов. Запрещённые люди. Москва, издательство „Правда“, 1985), – но вблизи её было мало. Однажды с берестяными туесами в руках отправились за малиной в дальнюю экскурсию. По дороге увидели заросли черемухи, где молодые деревья, толщиной около двух вершков, были согнуты в дуги. Я понял, что это медведь согнул их „с терпеньем и не вдруг“, для того, чтобы обсосать ягоды».

А дальше следовало гневное охаивание местных жителей за то, что нередко поступают, как медведи, губя природу. И говорить им об этом в глаза бесполезно – не поймут.

Но несмотря на присутствие медведей, неотесанных в экологическом отношении сельчан, молодой и красивой соратницы по революционной борьбе, которая, правда, была его старше, Петр Заломов затосковал по смраду заводских корпусов и демонстрациям под красным стягом. И Горький присылает ему триста рублей на организацию побега. На удивление этот побег был удачным. Пошёл вроде бы Заломов поохотиться и пропал. Искать не стали. Решили, что медведь задрал – надоело косолапому, видимо, черемухой пробавляться. Вот и прореагировал на критику со стороны ссыльного соответствующим образом.