Получив подорожную грамоту для посещения шести иностранных государств «Гужидеи» и оплатив дорогу в семь концов, Любомир Надеевич покидает улицу Фёдора Конюхова. На вопрос о бронировании гостиниц он ответил отрицательно. «Довольно побывать там по одному деньку, – сходу подумал Ятин, – и подешевле будет». Вот он скоренько садится в повозку первичного движения и задаёт ей путь.


Глава 3. Высоколёт


Самолёт семейства высоколётов, с безупречной точностью, по расписанию, то есть где-то в пределах установленной четверти стрика туда-сюда, взмыл над макушками изумительного места земли, приютившегося на едином, необозримом камне подле моря. Бело-сине-красные национальные знамёна, венчающие обширные каплевидные городские уезды, быстро-быстро сжимались вдали и затем пропадали за размытой риской, соединяющей и разделяющей землю и небо. Далеко внизу, благодаря длинным утренним теням, едва-едва, различались иные скопления иных городских уездов в виде каплей ртути на бескрайних ледяных и снежных столах, разбавленных матово-тёмными зеркалами проталин всевозможных величин и очертаний.

Высоколёт набрал полную расчётную высоту и полную расчётную скорость, уверенно устремляясь к своему конечному назначению. Начинающий путешественник облегчённо вздохнул, ощутив свой прежний вес. За снятие переживания по поводу увеличения собственного веса во время ускорения при подъёме – доплачивать не хотелось. И пришлось напрягать волю, чтобы до конца перетерпеть неудобство утяжеления.

Всюду внизу, – впереди, позади, слева, справа, – раскидывалась бесконечная снежная пустыня, усеянная блестящими капельками городских поселений. Виднелись и возвышенности да горы, столь же усеянные почти незаметными городами. А навстречу стремительно подступали матово-белые цепи искусственных ледяных гор, высокие, больше похожие на стены, нежели на естественные возвышения. От них тоже стелились длинные, но прозрачные тени по белым полям равнин и возвышенностей. Граница. Здесь «Гужидея» заканчивается. Пройдя над ледяным хребтом, путники видят уже другую сторону границы, сплошь земляную. И та живописно обрисовывает проглядываемые далее дымчато-зелёные ковры лесов, разрезанных извилистыми трещинами многочисленных рек. Это явилась ближайшая «Подивозь». Поблёскивающие потоки, уширяясь, притыкаются в подножия ледяных стен и пропадают в обширных глубинах невидимых пещер. А размашистые и взвихривающиеся перья облаков заслоняют всю целомудренную наготу бескрайнего лесо-речного тела земли. Наверное, прячут они тайну естества от слишком любопытных взоров пролетающих над нею чужаков.

С высоты нескольких десятков тысяч ростов человека, земля казалась цельным и неохватным шаром, вертящимся навстречу. На ней нет ничего похожего на полотно, её изображающее в приёмной заведения для обслуживания путников. Не видать заметного различия меж иными «Гужидеями» и «Подивозями». Цвет кругом одного свойства. Не слишком разный и не слишком черно-белый. Красивый. И, можно сказать, необъяснимо дорогой. Потому-то и на Луне, – всегдашний вид из окна в сторону Земли, восседающей прямо на краю, – ценится дороже остального богатства. Существующего и мнимого.


Любомир Надеевич поначалу охотно переживал восторженное ощущение от зрелища за окошком высоколёта, и крепко сопрягал с ним не до конца осознанное чувство свежести обновлённой жизни. Полнился бездонным восхищением. Затем совершилась попытка отвлечься от изобилия возбуждающих волнений. Ятин принялся тюкать ладонеглядку, чтоб воспроизвести художественное произведение. Но тот не включался. Вспомнил, что так и не удалось познать хитроумного устройства включения и выключения. Не позвонил тогда сынку племяшки. Вздохнул и немедленно задремал без сновидения. А ладонеглядка не вознамерился включать себя сам, и проиграть выдающиеся произведения вообразительного искусства. По-видимому, запомнил недовольство собственника. Или всеобщая посредническая связь отключилась из-за соображений безопасности полёта.