– Разумеется, это аномалия относительно последних показателей.

– Мы спустимся на самое дно океана, чтобы метеорологи сообразили, что там происходит в верхних слоях атмосферы?

– Ты много времени проводишь в спортзале, Майкл, – фыркнула девушка. – При усилении активности Солнца по цепочке планет и Луны на Земле происходит увеличение температуры, вместе с этим мощный выброс водорода и других газов, растворенных в жидком ядре Земли. Потом, накапливаясь на глубине трех тысяч километров, они начинают выходить на поверхность. Чем активнее Солнце, тем больше этих газов.

– Ты его видела, Крис?

– Кого его, Майкл?

– Водород? Ну или жидкое ядро?

– Нет, не видела. Ты задаешь детские вопросы.

– Ладно, продолжай, буду задавать взрослые. Что еще, кроме водорода, идет наверх?

Крис поправила очки.

– Метан, углекислый газ, радон. Особенно это характерно для районов тектонических разломов и вулканических зон. То есть тех, где мы сейчас находимся.

– С вулканами понятно! Через них идет сброс напряжения.

– Ты знаешь, не могу сказать, что первично: вулкан как канал, где энергия находит выход, либо все эти волны, напряжения, вихри, которые, собственно, и создают вулканы.

– По-моему, это напоминает известный вопрос: что первично – курица или яйцо.

– Может быть, – согласилась девушка. – Курило-Камчатская впадина и есть океаническая рифтовая зона, в этом районе, согласно классическим гипотезам, Тихоокеанская плита ныряет под Евразийскую, ну и происходит вся эта кутерьма с землетрясениями.

– Тогда нам не о чем волноваться, пусть ныряет! Геология – это десятки и сотни тысяч лет. Нам столько не прожить.

– Майкл, ты рассуждаешь как обыватель. Масштабные геологические события, вызревающие длительный период времени, например, землетрясение в своей кульминационной фазе, длятся всего лишь минуты, – продолжила Крис. – Так вот, что мы имеем: аномальный выброс водорода и очевидное разрушение озонового слоя вместе с предельной ионизацией атмосферы, которые фиксируются со спутника. При том что вулканы молчат. Нет даже намека на вулканическую активность, словно земля к чему-то готовится. Этот водород накапливается в земной коре! – последнее предложение Крис почти прокричала.

– Может, подождать годик? Вулканы рванут – и все станет на свои места, – предложил Майкл.

– Ты забыл о сейсмической активности. Вулканы пока молчат, тем не менее землетрясения в океане и вблизи Японского архипелага, Курило-Камчатской дуги происходят с завидной регулярностью. Такая вот головоломка!

– И что?

– Я предполагаю, что идет какой-то аномальный ускоренный геологический процесс, в основе которого – накопление газов в океанском желобе и перемещение сейсмофокальной зоны с одновременным блокированием каналов островной дегазации, – скороговоркой выпалила Крис.

– Крис, все, что я понял, так это то, что ты в последнее время много читаешь, и тебе пора заняться личной жизнью.

– Странно слышать это от человека, который не вылезает из батискафа и водолазного костюма.

– Тогда будем считать, что у нас свидание в батискафе, Крис.

– Отлично, надеюсь, это будет просто свидание.

– Конечно, моя дорогая, батискаф… Батискаф не место для дискуссий.

Оба рассмеялись. Крис вновь обратила внимание на руки «котика» – на предплечье, ближе к локтевому суставу, был закреплен датчик давления. Пластмассовый ремень подчеркивал мышцы и заключенную в них силу. Она ловила себя на том, что ей это нравилось.

– Так что там с твоей теорией? Тебе дадут премию. Какую-нибудь.

– Неизвестно! Мне нужно еще подумать, пока это лишь отдельные предположения.

– Кстати, экватор – три тысячи сто сорок метров под водой, – Майкл обозначил половину пути. Электронная аппаратура в батискафе работала безупречно, по крайней мере, пока.