– Вы господин Хотеенков?

– Чему обязан? – проскрежетал сухой голос.

– Следователь Павел Карев, Предпоследнее дознание. Я занимаюсь делом Мартина Сато. Вы могли бы рассказать мне что-нибудь об этом человеке?

Хотеенков молча пнул банку. Несильно, но она скрябнула по асфальту и красноречиво придвинулась к следователю. Порывшись в карманах, Карев нашел пятерку и бросил в металлическое жерло. Подумав, бросил еще десятку.

Выражение лица старика несколько смягчилось. Он поднес кулак ко рту и прокашлялся.

– Так что вас, господин следователь, интересует?

– Все о Мартине Сато. Я из Предпоследнего дознания, так что, сами понимаете…

– Да, я слышал… – с удовольствием констатировал старик, – вы убиваете людей.

Карев вздрогнул.

– Ничего подобного!

– Вот как? А что же вы с ними делаете?

Следователь вздохнул, возвышаясь над стариком в шезлонге.

Нехотя принялся выуживать из памяти абзацы вызубренного на курсах учебника:

– Наше ведомство занимается теми коматозными больными, в чьих телах жизнь поддерживается исключительно медицинскими аппаратами, хотя никаких шансов на возвращение в сознание уже не осталось.

– И зачем же?

– Ну… у них статус особый. С одной стороны, еще формально не умерли, а с другой – уже никогда не вернутся в мир живых… Так вот, еще лет двести назад встали острые вопросы: уместно ли подобное «милосердие», и если да, то до какого предела поддерживать растительное существование тел таких пациентов?

– Непростые вопросы.

– Ответы на них смог дать Виталий Тон. Основатель Предпоследнего дознания. Он говорил, что человек попадает в коматозное состояние неслучайно. Это должно иметь смысл. И смысл в том, чтобы мы, живые, могли увидеть его с лучшей стороны, разглядеть даже в нравственно деградировавшем человеке, если он таков в глазах окружающих, нечто подлинно доброе.

– Хм! А как, интересно, подлинность добра у вас определяется?

– Главный критерий: бескорыстие поступка. В жизни каждого человека внешне симпатичных дел набирается изрядно, но дотошную проверку на предмет бескорыстия выдерживают далеко не все. Поэтому по каждому попавшему в наше ведомство ведется тщательное следствие. С опросом свидетелей, анализом улик…

– Занятно. А потом?

– Когда удается найти два-три «чистых» поступка, следователь составляет отчет и подает его на комиссию. Если отчет неудовлетворителен, комиссия назначает дополнительное расследование…

– Ну а когда все в порядке?

– Отчет в сокращенном виде идет в печать, в наш «Бюллетень». Оттуда его перепечатывают центральные издания, лучшие отчеты кладутся в основу сюжетов книг и фильмов.

– Постой-ка! – старик сощурился. – Кажется, я что-то читал такое… Или слышал… Про этого, как его… Ка… Ка…

– Кайрондера, – подсказал следователь, поджав скрытые усами губы.

– Точно! Ну и имечко! А история хороша… Пробирает. Ты бы сразу сказал про Кайрондера, а то дознания какие-то…

– Наша служба играет большую роль в поддержании стабильности и равновесия в обществе. Тону и его последователям удалось вернуть человечеству веру в добро, основанную на конкретных фактах. Негативные последствия работы «черных» следователей – полицейских, налоговиков, контрразведчиков, изобличающих во внешне добропорядочном человеке пороки и преступления, уравновешиваются позитивными последствиями работы «белых» следователей – дознавателей, вскрывающих добрые чистые стороны в каждом, даже самом безнадежном человеке.

Хотеенков молча покачал головой. Затем неторопливо почесал затылок.

– А что же все-таки с этим-то происходит… с подследственным?

– Если комиссия принимает отчет, то его герой отправляется на определитель.