Тридцать три несчастья у нее в бадейках,
Прохожу – смолкают бабки на скамейках.
Я с душой решаю трудные уроки:
Тридцать три несчастья зарифмую в строки.
И они по сайтам разнесутся мышью,
Мне даря надежду – вдруг меня услышишь.
Не хочу
Не могу быть случайной женщиной
Даже в самый случайный миг,
И оборванной ниткой жемчуга
Губ растерянный шелест стих,
Ты привык, что девчонки падают
На костер твоих жарких фраз,
Но меня они, нет, не радуют —
Не про нас они, не про нас.
Не хочу быть случайной женщиной,
Знаю все про твое – «хочу»,
Не святая я, как все – грешная,
Но мой ангел зажег свечу.
О любви еще можно каяться,
От «хочу» – только дым да чад,
А уж черт, поверь, расстарается
Затащить мою душу в ад.
Не хочу!
«Ты «накрылся медным тазом»…»
Ты «накрылся медным тазом»,
Я вскочила на карниз,
Не моргнув, вскочила, глазом
И хотела спрыгнуть вниз,
Только гордость взбунтовалась:
«Если дура, так сигай,
Я тебе на век досталась,
Так что чти и уважай».
И за шиворот стащила,
И благую речь ведет:
«Все проходит в этом мире,
Вот и эта боль пройдет,
Будут встречи и разлуки,
Утирай слезинки с глаз,
Он не стоит твоей муки,
Коль ему дороже таз.
Из-за каждого стреляться —
Это, знаешь, полный бред,
Надо легче расставаться
И добра желать вослед.
Все свободны. Да, не просто
Это сердцем воспринять,
Стань осознанной и взрослой,
Я могу тебя понять,
Рядом хочется родного,
Но прошу – не унывай!
Хорошо, когда вас двое,
Но одна – это не край!
Это жизнь во всех аспектах,
Ее нужно проживать
И в ответственных моментах
В окна нечего сигать».
Я курила сигарету
У раскрытого окна,
Гордость трескала конфеты,
Мы вдвоем – я не одна.
«Не скисает молоко в стакане…»
Не скисает молоко в стакане,
То, скажу, сомнительный прогресс,
Химия в картошке и банане
Телу придает излишний вес.
Организм старается, как может,
Этот вред смягчить, переварить,
Но не получается, похоже,
Мы в болезни начинаем жить.
Вас водить не стану по больнице,
Ведь смущает рифма к слову – так,
Верим, с нами это не случится,
Организм наш умница, мастак.
Может быть, пройдет немного время,
Пластик есть мы будем на обед,
Но людское сохранится племя?
Я не знаю, то ли – да, то ль – нет.
Нам заменят органы, возможно,
Или в мозг внедрят охранный чип.
Молоко глотну я осторожно,
Да, оно не скисло, а горчит.
Королевские замашки
Под вуалью дождя осень входит, как дева,
Золотою листвой, как парчою, шурша,
Люди смотрят ей вслед. Что сказать – королева,
Все к рукам приберет, не оставит гроша.
Прокутит на балах в залах бабьего лета,
Вместе с ветром шальным пустит по ветру жизнь,
Эта дева больна, она точно «с приветом»,
От приветов ее ты подальше держись,
А не то ОРЗ обеспечит зеваку,
Будешь пить молоко и от кашля страдать,
Коли дождь, то на двор не пускают собаку,
Ведь по лужам и ей неприятно гулять.
Вот такие дела заморочила осень,
С тротуаров легко ветром сдула народ,
А сама суетится возле елей и сосен,
Но встает на пути – мол, мое! – новый год.
Маков цвет
Дождь похож на мезотерапию.
И дождинок острою иглой,
Перейдя границы красных линий,
Небеса глумятся надо мной.
Зонт забыт средь утренних хотелок:
К кофе был повышен интерес.
Получив приказ – спешим, от стрелок
Дел моих непроходимый лес
Торопил, вот зонтик и забыла,
Да и дождь не лил, а моросил,
Но, однако, макияж вмиг смыло,
По щекам, зря красилась, поплыл,
И лицо пылает алым маком,
Ничего не скажешь – хороша!
Мысль моя ругается – собака,
Дожила, не помнишь ни шиша…
А вторая мысль: помолодею,
Этот дождик – свежести глоток,
Расслабляюсь и почти балдею,
Представляя то, что я цветок.
«Я не пойму, за что она любила вас…»
Я не пойму, за что она любила вас…
Всю ночь в ее окне тревожный свет не гас,
И билось о стекло беспомощное SOS,