– Давай-давай, деваха, бери чай, – приказал усатый. – Мы тут так, мёрзнем да живём, живём да мёрзнем. Ты, это, как его, хошь назвалась бы. Как звать-то тебя?

– Ида, – кое-как взяв жестяную кружку, проговорила она.

– Чё за имя такое? Отродясь не слыхал.

Ида глотнула горячую жидкость и почувствовала, как она приятно разливается по внутренностям. Жить стало теплее. Ида попыталась сообразить: где она и стала осматриваться. Кругом было холодное однообразие. Тёмная вода, золото осени по берегам и гудящая старая моторка с деревянным сиденьем, покрытым толстым ватным одеялом, на котором она сидела рядом с усатым мужиком.

– Чё, деваха, устала? Мы уже пять часов плывём. Скоро будем.

– Слушай, Серёга, зачем её в посёлок-то переть? Давай сразу Бодровым закинем, – опять обернулся впереди сидящий.

– Ну а чё, давай, хошь это, как его, меньше разговоров будет.

Лодка повернула влево, и вскоре Ида на берегу увидела большой бревенчатый дом, больше похожий на серый сталинский барак, окружённый плетёным забором. Впереди сидящий мужик пришвартовал моторку к небольшому деревянному пирсу, зацепил её канатом и ушёл по направлению к дому. У Иды мелькнула слабая надежда.

– Мужчина, отпустите меня, что вы хотите, я всё сделаю. Я домой хочу. Отпустите, прошу, – вцепилась в фуфайку усатого Ида. – Меня с работы уволят из-за прогулов.

– Деваха, ты чё, тебе хорошо будет. Тебе зачем работа? Тебя Бодровы это, как его, и накормят, и оденут, – мужик отдёрнул от себя руки Иды.

– Это преступление! Вы украли меня и хотите продать! Вас в тюрьму посадят!

– Не посадят. Тебя никто не найдёт. Не ты первая, не ты последняя. Вон, Лёха уже идёт.

– Пятьдесят пять! – крикнул с берега водитель моторки. – Веди девку!

– Мужчины! Миленькие! Будьте людьми! Я вам восемьдесят отдам! У меня на карточке с зарплаты остались! Вот, в сумке! Я не скажу про вас никому! – вцепилась опять Ида в усатого.

– Лёх, сюда, она, это, как его, брыкается!

Лёха подбежал, и не успела Ида опомниться, как уже оказалась выдернутой из лодки сильными ручищами и брошена на пирс.

– Ты, девка, не дури! Мы не зря с тобой валандались столько времени! – сказал, как отрезал, водитель моторки.

– Лёха, это, как его, у неё на карточке деньги есть. Можа заберём, потом снимем в городе.

– Можно.

Мужик этими же сильными ручищами высыпал содержимое Идиной сумочки на пирс, полистал визитницу, вытащил карту и сунул себе в карман, наклонился к Иде и зажал ей пальцами горло:

– Давай, девка, пароль. Не то задушу и выброшу в реку, – по-доброму сказал он. – Тебе не нужны деньги уже, а нам нужны. Нам детей кормить надо.

Ида ощущала на своей шее горячие толстые пальцы и чувствовала, что они сжимаются сильнее и сильнее. Ей стало уже трудно дышать. «Жизнь дороже», – мелькнула утешительная мысль.

– Двадцать пять, двадцать, – прохрипела она.

– То-то же, – расслабил пальцы Лёха. – Смотри, обманешь, хуже будет, – улыбнулся он.

Сдёрнув с неё валенки, он одним рывком поставил Иду на ноги, сорвал тулуп и толкнул вперёд:

– Давай, скачками. Нам ещё до дома плыть.

Ида, собрав всё с пирса в сумку, пошла по грубо протоптанной тропинке. «Невежды несчастные, – плача от обиды, думала Ида, – они даже не знают, что моя сумка и одежда стоят в десять раз дороже, чем у меня денег на карте. Хотя зачем им мои вещи?» Она ещё не совсем осознавала, что с ней происходят какие-то непонятные события. Ей казалось, что это всё снится. Она хотела быстрей проснуться, принять душ, выпить крепкий кофе со сливками и пойти в ненавистный офис, в котором она начала работать сразу после окончания финансово-экономического института. Офис был омерзительным ещё и по той причине, что Иде приходилось целыми днями сидеть с документацией, а ей хотелось заниматься творчеством, но она не могла себе этого позволить, ведь творчество – понятие растяжимое и не всегда даёт доход. А она хотела писать книги. Литературу Ида ценила и любила. Читать мировую классику она начала с детства. И, проживая жизнь разных героев, она впитывала в себя их мысли, анализировала их поступки и всегда отождествляла их со своими жизненными перипетиями. Благодаря этому, она умела философски смотреть на проблемы и это ей хорошо помогало адаптироваться в разных обстоятельствах. Ида тоже хотела создавать произведения, но на это не было времени. «Деньги… всё деньги…» – подумала Ида, бесцельно разглядывая огромный дом из серых, пропитанных влагой брёвен.