Параллельно с поиском наиболее действенных схем по введению родителей в заблуждение я целыми днями ходила мрачнее тучи, отказывалась от еды, ссылаясь на полное отсутствие аппетита, не принимала участия в семейных посиделках у телевизора и крайне вяло реагировала на старания возвратившегося из очередного рейса отца меня расшевелить. Я всячески давала родителям понять, что любовная драма нанесла мне удар в кровоточащее от боли сердце, и разлука с Эйнаром повергает меня в глубочайшую тоску. Первое время я намеренно провоцировала гнев мамы недвусмысленными порывами нарушить запрет и очертя голову броситься в объятия Эйнара, а один раз даже нарвалась на бурное выяснение отношений после того, как прямым текстом сообщила, что мои чувства по-прежнему сильны. У родителей создавалось впечатление, что хотя им и удалось меня прогнуть, я продолжаю чахнуть, сохнуть и терять интерес к окружающему миру, что весьма негативно сказывается на моих успехах в учебе, и если не принять срочные меры, я в знак протеста могу запросто завалить годовые контрольные и завершить последнюю четверть в малопочетном статусе двоечницы, поэтому когда я невнятно буркнула за завтраком что-то о курсах английского, мама заметно оживилась в надежде, наконец, вывести меня из тупой апатии. Дальше всё оказалось делом техники – родители испытывали передо мной чувство вины, а я не давала им не единого повода усомниться в своем расставании с Эйнаром. А затем подключилась тяжелая артиллерия в виде якобы готовой составить мне компанию Симки, и неприступная крепость маминого недоверия безоговорочно капитулировала.

Мне с трудом удавалось скрывать ликование от своего триумфа, но, вероятно, по мне и вправду плакали подмостки сцены – я продолжала разгуливать по квартире с такой кислой физиономией, будто мой дневной рацион состоял из одних только лимонов, и внешне ничем не проявляла радость, обуревающую меня в предвкушении тайных свиданий с Эйнаром. Парню я позвонила сразу же, как получила добро на посещение «курсов», но вопреки моим ожиданиями, бешеного восторга тот не выразил, а скорее, наоборот, заметно расстроился, чем вызвал у меня откровенное непонимание столь странным поведением. Позже до меня дошло, что необходимость соблюдать режим секретности больно била по самолюбию Эйнара, и он предпочел бы прийти ко мне домой и смело объясниться с моими родителями, но на тот момент я всего лишь хотела быть с ним вместе и на полном серьезе считала себя автором гениального плана, решающего нашу основную проблему и предоставляющего отличную возможность не прекращать регулярных встреч. Я безмерно гордилась своей изобретательностью, и мне даже было обидно, что Эйнар не оценил предпринятых усилий, тогда как он всем своим существом противился обману и активно настаивал на честном разговоре с моей семьей. Но я знала, что родители никогда не примут Эйнара, и эта мысль заставляла меня раз за разом удерживать его от опрометчивого поступка. Я не готова была пожертвовать нашими выстраданными свиданиями ради призрачного шанса уладить ситуацию миром, и как бы парень не рвался в бой, я умоляла его не накалять и без того напряженную обстановку, и ему ничего не оставалось, кроме как принять мои условия.

За прошлую неделю нам удалось всего два раза увидеться за школьным двором. Да, мы много разговаривали по телефону, но мне физически недоставало внутреннего света зеленых глаз и ласкового тепла обнимающих меня рук. Я ждала этого вечера, как небесной манны: на уроках я не находила себе места и слушала учителей вполуха, а дома так и не сумела заставить себя выполнить задания на завтра. В начале шестого в дверь позвонила Симка, я скопом затолкала тетради и учебники в ящик письменного стола и, только в последний момент вспомнив, что мне по-прежнему полагается ходить с похоронной миной, покинула комнату.