Мама, наверняка, хотела успокоить тетю Олю, тоже про учебу что-то начала говорить. Но я не все расслышал (она, видимо, отошла подальше): мол, главное, научиться… что-то там чувствовать, понимать… – И вообще, по-моему, стала говорить про другое – что-то про боль… по-моему, сердца. Видимо, про болезнь, болячку – то ли свою, то ли чужую. Конечно, разговор о здоровье для мамы главней, чем всякие «бешеные» слова тети Оли.

Мамина болячка – именно сердце. Слышал, после моего рождения началось. Переживаю: может, из-за меня? Тяжело было вынашивать, вот сердце и надорвалось. Не знаю, это мое предположение. Внешне у мамы ничего не видно, а сердце болит. Но мама, по-моему, все же не о своей болячке говорила, не о каплях, не о таблетках, так бы я сразу догадался. Я их все знаю: вот, на буфете, открыто лежат. Чтоб удобней было маме брать или ей подать. Бывали случаи. Мы с папой чувствуем и понимаем, как маме тяжело: после них боль в сердце притихает или даже совсем исчезает, а потом опять… И у нас душа болит: неужели маме придется всю жизнь держаться на лекарствах?

Дальше я не прислушивался, они о чем-то не интересном стали говорить: о каких-то халатах или платьях. Да и что подслушивать чужие разговоры? И я на тетю Олю не обижаюсь, это она так, любя. Она и на Верку шумит, если та со своим мальчиком задерживается.

А «петушком» мама ласково называет папу – Петра Петровича. Мне тоже нравится.

Ха! А тетя Оля иногда называет дядю Колю «колуном». Для нее это тоже, наверное, ласково: она с улыбкой, по-доброму. Хотя иногда ругаются. И тетя Оля говорит уже зло: «Был колуном и остался им!» И не разговаривают друг с другом. Даже я замечаю. Но это они так, все равно мирятся. Бывает у человека плохое настроение. Вот и у тети Оли бывает. Она больше сердится, чем дядя Коля.

А что на него сердиться? Ему и так досталось. Я сразу понял про «десять лет»…

А вот насчет «учиться любви»… Конечно, учиться всему надо, я понимаю и сейчас это особенно чувствую. Вот как вести себя с девушкой, если не знаешь – нравится она тебе или нет? И сердце, как назло, ничего не подсказывает. Можно, конечно, встречаться и все. Что будет, то будет! Но ведь можно ввести девушку в заблуждение, потом будет переживать. Да и сам будешь переживать. И перед людьми неудобно: вот встречались и разошлись. Будут судачить, обсуждать. Вот как бабулька из соседнего дома: усадит кого-нибудь на нашу скамейку и все говорит, говорит. Я несколько раз мельком слышал: «Валька такая, Ольга сякая». Вот! Не только о своей внучке, а даже о тете Оле, нашей соседке, что-то рассказывает. Когда прохожу мимо, здороваюсь, но не прислушиваюсь. Неудобно. Да и вообще не надо никаких «прислушиваний» и «подслушиваний»! Люди могут что-то не правильно понять. Или со зла напридумывают черт знает чего… Многие пострадали. Читал. К семинару по съезду готовился. Да я и по дяде Коле знаю…

Ха! Ладно! За это в тюрьму не посадят, а вот авторитет девушки может пострадать. Потом будет трудно жизнь устроить. Нам-то, парням, конечно, легче. Но все равно лучше не давать повода для сплетен. Вот если бы вначале встречаться, чтоб никто не видел… По-моему, опять какую-то ерунду пишу. Мы что же со Светкой прятаться должны?!

Кстати, «шалава» – это… ну, понятно, от слова «шалить», «шальная». И что? Может как-то обмануть? Но я не хочу, чтоб меня обманывали. И сам не хочу обманывать.

Конечно, Верка все же больше меня прожила и поэтому, возможно, больше меня знает. Но все равно советоваться не пойду. Что позориться? Мама права: свою голову надо иметь. Свою!

***

Уже первый час ночи, а я испытываю явное желание до конца вспомнить вчерашнюю историю, которая, по-моему, и дала толчок к началу сей писанины. Да, да!