Но отец был непреклонен и мать, не продолжая ворчать, сдалась.

Да, тогда – чуть более года назад, подобное казалось бредом.

Ну что могло случиться?! Будущее, наполненное светом любви Богородицы, казалось таким светлым и безмятежным, что подобное отдавало если и не паранойей, то, как минимум, бредом.

А затем, за один день, всё переменилось.

Вспышка в небе, волна тошноты, и оседающая на землю, уже мёртвой, мать. В тот день, она оказалась одной из многих, поспешно похороненных горсткой выживших. Брат рыдал, стоя на коленях у общей могилы, а она… У неё в душе просто стало пусто – словно что-то большое, тёплое и надёжное, просто ушло прочь, оставив вместо себя пустое, залитое холодом пространство.

Что стало с отцом она не знала и до последнего не принимала, не слушала новости, приносимые беженцами из столицы, превращённой спустившимися с неба механоидами, в огромную груду щебня. Целыми днями просиживая у окна она высматривала в беженцах знакомую фигуру, ожидая что та, усталая, оборванная и израненная, отвернёт от общего потока, направляясь к их дому.

Но чуда, так и не произошло – поток людей истончился, а отец, тот самый – первый и главный мужчина её жизни, так и не появился, чтобы встать на защиту своих детей.

Все напасти, обрушившиеся на мир, обошли стороной их городок – объятые пламенем обломки рушились в отдалении, а ужасные машины, питавшиеся живыми людьми – так, по крайней мере выходило по словам беглецов, не появлялись даже на горизонте.

Но жизнь, начавшая было налаживаться, подкосила иная проблема.

Попы.

Екатерина, воспитанная в совсем не религиозной семье, всегда относилась равнодушно к закутанным в длиннополые одеяния, бородачам. Они хотят молиться своему богу? Да ради его самого, бога их, то есть. Ко мне только не лезьте – и делайте, что хотите. Хоть лбы себе порасшибайте, отбивая усердные поклоны.

Вот только теперь, после произошедшей катастрофы, они и полезли.

Сперва – робко.

Стучась в двери, святые отцы, сменившие кресты, на образки с Богородицей, поначалу и вправду стремились помочь людям – кому продуктами из своих запасов, кому свечами – электричество, как и все прочие блага цивилизации, пропало сразу после произошедшего, а кому и словами утешения, не хуже, а порой и лучше, чем профессиональные психологи, врачуя душевные раны.

Но постепенно, медленно обретая силу над потрясёнными и потерявшими ориентиры, людьми, их риторика начала меняться.

Теперь они не просили – требовали!

Требовали молитв, сгоняя людей на общие бдения.

Требовали работ – направляя мужчин на заготовку дров, а женщин на огороды.

Требовали верного поведения, заставляя отбивать поклоны, требовали правильно одеваться – запрещая яркие расцветки и требовали, требовали, требовали.

Тех же, кто решался протестовать, не соглашаясь жить по их правилам, ждало суровое наказание. Обзаведясь силовой поддержкой – нашлись среди выживших крепкие парни и мужчины, готовые работать кулаками и дубинками за особо крупный паёк, жрецы новой веры натравливали их на любого инакомыслящего, гася сопротивление в зародыше. Ну а учитывая то, что в ряды еретиков угодить было даже слишком легко – бывшие попы жёстко карали даже за недостаточно, по их мнению, глубокий поклон, то редкий день обходился без показательной порки, или прогона сквозь строй.

Но что более всего раздражало Екатерину, так это покорность, с которой большинство приняло новую власть. Выжившие словно сломались, когда произошла та беда. Свободно критиковавшие власть и готовые отстаивать своё мнение люди, теперь разве что шепотом, опасливо оглядываясь по сторонам, рисковали обсуждать последние новости и моментально смолкали, стоило только на горизонте появиться жрецу, или, вооружённому дубинкой, служке.