Нетрудно заметить, что подобные стратегии вступают в резкое противоречие с аксиолого-функциональными основами системы исключительных прав. При этом во всех случаях речь идет о реализации ничего иного, кроме как базового правомочия запрета. В рамках стратегий, предполагающих окружение основной разработки патентами на ее вариации, возможность запрещать использование конкретного ОИС «раздувается» правообладателями до возможности в целом запрещать субъектам выходить на рынок соответствующих товаров. В стратегиях, связанных с предъявлением требования о нарушении исключительного права, правообладатели стремятся получить прибыль за возможность продолжить использование патента, несоизмеримую с их вкладом в инновационное развитие и с теми роялти, на которые они могли бы рассчитывать в случае, если бы нарушитель не начал эффективно коммерциализировать спорный объект.
Критика доктринальных подходов к установлению системы пределов осуществления исключительных прав
Рассмотрев заложенный в основе системы исключительных прав аксиолого-телеологический баланс, возможные способы его нарушения, оправданно сделать несколько критических замечаний по поводу избранного отдельными исследователями подхода к пределам осуществления исключительных прав.
Так, в отечественной доктрине под данное понятие, как правило, подводятся любые ограничения возможностей правообладателя контролировать использование патентоохраняемого объекта вне зависимости от того, на какой стадии механизма правового регулирования и по каким основаниям они устанавливаются. Так, А.Г. Назаровым к пределам осуществления исключительных прав были отнесены: правомерное использование РИД третьими лицами, свободное использование и воспроизведение ОИС третьим лицом; исчерпание права на товарный знак; принудительная лицензия[162].
Примечательно, что сходные перечни пределов осуществления исключительных прав можно встретить и в исследованиях зарубежных авторов. Например, швейцарский исследователь В. Штигер к подобным пределам причислил:
1) возможность правообладателя запрещать иным лицам только коммерческое использование патентоохраняемого объекта;
2) использование запатентованного изобретения в экспериментальных целях;
3) исчерпание права;
4) право преждепользования;
5) применение патентоохраняемого объекта при эксплуатации транспортных средств иностранных государств при условии, что эти транспортные средства или эта космическая техника временно или случайно находятся на территории Швейцарии;
6) принудительные лицензии[163].
Подобный подход порождает ряд возражений логико-правового характера. Во-первых, очевидно, что в рамках подобных родовидовых построений нарушается такое правило логики, как единство основания классификации: смешиваются последствия действий самого управомоченного лица; гарантии, установленные законодателем, в целях обеспечения доступа третьих лиц к некоммерческому использованию патентоохраняемого объекта; последствия введения в оборот товара, объективирующего в себе РИД.
Во-вторых, в основе подобной систематики лежит ошибочное отождествление понятий границ субъективного права и пределов его осуществления, что являет собой грубую теоретическую ошибку. Как было справедливо констатировано В.П. Грибановым, «тот факт, что злоупотребление правом связано не с содержанием субъективного права, а с его осуществлением, с необходимостью требует выяснения тех критериев, которые позволяют отграничить содержание субъективного права и его границы от осуществления права и его пределов»[164].
Границы субъективного права представляют собой «установленные действующим законодательством абсолютно-определенные (императивные) предписания, четко регламентирующие меру свободы управомоченного лица»