– Я спросила ты же можешь меня доставить до вашей станции?

– Не станции, а станка. Нет. – довольно грубо ответил я.

– Почему? – спросила она с обидой в голосе.

– Под навесом стоит снегоход посмотри на него, сама поймешь.

– Ты скажи.

– У него двигатель сломан. Поэтому добраться можно только сплавом. Это конец апреля или начало мая. Ну конечно, я могу дать тебе одежду и лыжи, и ты можешь пройти пешком. На улице минус тридцать всего. Я за день не больше сорока километра прохожу, а ты?

– Но ты же умеешь выживать в тайге? – с надеждой в голосе спросила она.

– Ты видно не поняла. На улице минус тридцать, скоро до сорока опустится. Выжить можно, если уметь и, то не факт, что дойдешь. Гораздо больше шанс замерзнуть. Поэтому хочешь, иди. Я не пойду точно. – с раздражением ответил я.

Она опять начала плакать.

– Я доберусь до дома, и мы тебе заплатим. – с мольбой сказала она.

– Кому заплатите? Трупу? Не дойдем это точно, а у тебя еще обморожений куча. —все тем же тоном сказал я.

– Ну пожалуйста.

Я отрицательно покачал головой, глядя в налитые слезами глаза. Достал обратно бутылку, налил ей еще пол кружки. Она, не задумываясь выпила, глотком. Она сидела за столом одетая в то, в чем я ее нашел, сидела и рыдала, но уже молча. Я тоже не был болтуном, тайга тишину любит, вот и привыкаешь к тишине. Хотя порой сядешь под навесом, приобнимешь собаку и болтаешь с ней. На этих мыслях я снова начал погружаться в пучину боли, потерь и слеза невольно скатилась по моей щеке. Она видимо восприняла мою слезу на свой счет и чуть успокоившись сказала.

– Я поняла. Прости. – тоном сменившегося человека.

– Не напрягайся, а лучше скажи, как звать то тебя?

– Ой, прости мы что-то даже не познакомились меня зовут Маша, а тебя? – затараторила она.

– Меня Дима. «Знаешь: когда в тебя тычут стволом как-то про имя забываешь», —ехидным тоном сказал я.

Она слегка улыбнулась. Такой грустной улыбкой, но все же улыбка. И сказала.

– Я не.

Я ее перебил на полуслове.

– Да все я понял. Нормально всё. Ты давай, раздевайся. – довольно грубо сказал я.

– Зачем? – испугалась она, по её лицу было видно, что она подумала, как будто я сейчас начну её насиловать.

– Обморожения твои обрабатывать будем и спать пара.

– А спать ты где будешь? – непонимающим голосом спросила она.

– На кровати.

– А я?

– Ты видишь вторую кровать. Но если хочешь спи на полу, ну или жди утро я проснусь, а ты ляжешь. – ехидно сказал я.

– А раздеваться зачем?

– Во-первых, обработать твои обморожения, во-вторых, спать. Или вы в Краснодаре в одежде спите?

– В ночнушке. – чуть спокойнее ответила она, но по-прежнему боясь меня.

– Возьмешь мою майку, только ты в ней утонешь, будет тебе ночнушкой. Моя жена так раньше делала.

Она стояла и хлопала глазами, день был тяжелый и настроение было около нуля.

– Короче, не хочешь не надо, твои обморожения и тебе с ними жить. Врачей тут нет, быстро хуже станет.

– Я…… Я не знаю. – растерянно ответила она.

– Чего ты не знаешь? Обрабатывать будем обморожения или нет, а может ты не знаешь будешь ли спать?

– Да, конечно. – все так же растерянно ответила она.

– Что, да конечно? Обрабатываем?

Она утвердительно кивнула головой, при этом прядь ее рыжих волос скользнули на глаза. Я достал гусиный жир, вот кстати интересно как он помогает, но это древний метод и не доверять ему, было бы глупо. Она так и стояла с прядью на глазах, о чем-то задумавшись.

– Если хочешь сама обработай, обморожения свои. Я только рад буду.

Она опять утвердительно кивнула головой, я же подал ей жир и майку. Она так и стояла не подвижно. Я не стал не чего говорить и просто улегся в кровать, отвернувшись к стенке. В свете керосиновой лампы отражался силуэт. Силуэт был не подвижен несколько минут, затем все же видимо взяв себя в руки, она начала переодеваться. Затем села на край, я повернулся и наблюдал красивую девушку в моей майке, в которой она утонула. Она аккуратно плацами взяла жир и начала втирать его в ноги. Я не выдержал подобного извращения и сказал.