Жук и Зверь, пройдя паспортный контроль, порознь подошли к газетному киоску, купили кипрские сим-карты и, растворившись в толпе прибывших и встречающих, отправились на парковку к ожидавшим автомобилям.

У Самарова (Сёмы) и Колпакова (Клыка) была только ручная кладь – дорожные сумки с бритвенными принадлежностями, рубашками, футболками, трусами, носками, плавками, шортами, джинсами и запасными кроссовками. Багаж им ждать не требовалось. Они тоже купили по две кипрские сим-карты, вставили в айфоны, и Сёма повёл Клыка в маленькое открытое кафе на первом уровне аэропорта, где обычно отдыхали стюардессы и таксисты.

В кафе было пусто, время вечернее, таксисты отправились предлагать свои услуги прибывшим пассажирам, стюардессы, видимо, еще прибирали салоны лайнеров и до кафе не добрались. Кондиционеры с трудом разгоняли тяжёлую, влажную жару. Август и сентябрь – самые знойные месяцы на Кипре, когда безжалостное солнце раскаляет воздух, дорожное покрытие, стены и крыши домов до сорока градусов, а ночью температура редко опускается ниже двадцати пяти.

Самаров заказал два двойных эспрессо, оба с наслаждением закурили.

– Чудный кофе, – сказал Клык, сделав первый глоток, – я такой только в Эфиопии пил.

Сёма молчал, курил, поглядывал в сторону слонявшихся у своих машин таксистов.

Клык улыбнулся и тихо продолжил:

– Я понимаю тебя, Сёма. Навязали меня на твою душу. Думаешь, как бы сделать так, чтобы хоть на время избавиться от этого Клыка? Поверь, твои сомнения и переживания зрящные.

Сёма впился в Клыка тяжёлым взглядом, но вновь промолчал. Клык взгляд выдержал, закурил вторую сигарету, продолжил полушёпотом:

– Немного поработав с документами дела, я тоже пришёл к выводу, твоя версия верная – Шеликов не виновен. Его явно подставили. Здесь какая-то другая, более крупная рыба. Но Шеликова найти надо. Он – ключ к отгадке. И поверь, Сёма, я тебе не враг, а помощник. Можешь на меня положиться.

– Ладно, – ответил Самаров, засовывая в карман джинсов сигареты и зажигалку, – хотелось бы верить. Пошли.

Свой «мерседес» они отыскали не сразу, парковка была переполнена. Самаров настежь раскрыл все двери, включил двигатель и выставил климат-контроль на 24 градуса. Духота стояла неимоверная.

– Надо подождать минут десять, пусть машина проветрится.

Двигаясь к стоянке, они несколько раз аккуратно огляделись – нет ли хвоста. Пока никого не заметили, но хорошо понимали, наружка могла наблюдать их из стоявших машин, в бинокли из здания аэропорта, из кассы оплаты за парковку, да откуда угодно… Они и сейчас с интересом наблюдали за отъезжавшими машинами, за таксистами, слонявшимися у здания аэропорта, за рабочими, поливавшими пунцовые бугенвиллии…

Машина была хорошая, шла уверенно и надёжно. Выехав на хайвэй, приспосабливаясь к левостороннему движению и правому рулю, Самаров повернул на запад, в сторону Лимассола и Пафоса. Правил не нарушал, держал скорость на 120 километров в час. Знал, что камер наблюдения на Кипре практически нет, но быть остановленным дорожной полицией не хотелось, сразу попадут в базу данных, иначе – под колпак.

В свете фар было видно – трава слева и справа от автобана была бурого цвета, выжженной злым южным солнцем. Самаров знал, в это время глаз могут радовать лишь вечно зелёные и буйно цветущие бугенвиллии, а также баугинии, кипрский кедр, ивовая акация (русские туристы ошибочно принимали её за мимозу) и небольшие рощицы оливковых и рожковых деревьев, апельсинов и лимонов. А с обломков скал клочьями спускались кусты лантана и жасмина… Но в темноте южного вечера всего этого было не видно.