Я должна сейчас встать и разделить объятия, которые закроют детей от беды. Это сейчас куда важнее измен и моей женской растерянности.

Я встаю, подхожу и обнимаю Леву и Яну, которые уже ревут в грудь Гордея, а у него глаза как были пустыми, так и остались.

— Мы должны поехать к маме, — глухо говорит он. — Ее нельзя оставлять одну.

— Да, конечно… — тихо отзываюсь я, не особо осознавая свои ответы. — Да…

Наши взгляды пересекаются, и в глазах Гордея я вижу черную тоску, которая растеклась в нем бездной.

— Тебе придется сесть за руль.

Яна в слезах разворачивается ко мне и вжимается заплаканным лицом в мою грудь. Я ее обнимаю слабыми руками, продолжая всматриваться в глаза мужа.

И в горе, и в радости, да?

— Почему? — Яна всхлипывает, и ее плечи ее дрожат. — Почему? Дедушка…

— Да, я сяду за руль, — киваю. — Сяду, конечно…

Пережить смерть и похороны дедушки Славы, а потом уже поднять вопрос о разводе.

Так будет правильно?

Да?

Или добить детей новостью об измене отца, разодрать их душу в клочья и отказаться от семьи Гордея?

От свекра, с которым мы не раз готовили ужины и часами болтали о всякой ерунде.

От свекрови, которая старалась быть мне в первую очередь подругой.

Она имеет право прожить потерю любимого мужа в кругу семьи и в надежде, что все будет хорошо.

— Так, милые, — целую Яну в макушку, — поехали к бабушке.

Наши взгляды с Гордеем вновь на секунду встречаются.

— Я своим еще не звонила… — едва слышно отзываюсь я.

— Я позвонил.

— Да?

— И, видимо, твой телефон на беззвучном, — устало кивает в сторону дивана.

Я оглядываюсь. На диване светится смартфон фотографией моего отца.

— Так… Давайте в машину, — мягко толкаю Яну к Гордею, а сама в каком-то полубреду шагаю к дивану.

Подхватываю телефон, и принимаю звонок.

— Ляль… —тихо говорит папа, — Господи… мы же со Славой вот только с утра говорили… — его голос срывается в шепот, — договорились о шашлыках на выходных… Ляль, Гордею будет нелегко… Всем будет нелегко.

4. Глава 3. Я тут сам справлюсь

Гордей принимает слезы матери, но у самого ни слезинки.

Его отец умер у него на руках, а он ничего не мог поделать.

— Как же я теперь, — воет Алиса в его грудь, а он в ответ поглаживает ее по спину и смотрит перед собой.

— Мам, все будет хорошо.

А в его кармане вибрирует телефон. Уже раз в пятый.

Женская чуйка подсказывает, что это не родственники или друзья со знакомыми.

Гордей все же выуживает из кармана телефон, кидает беглый взгляд на экран и затем смотрит на меня.

Я права.

Он касается экрана, сбрасывая звонок, и выключает телефон, который затем отбрасывает в сторону.

— Я хочу уйти за ним, — шепчет свекровь. — Я не хочу жить без него.

— Не говори так, — отвечает Гордей и смотрит мимо меня.

Яна и Лев спят наверху, и мне надо к ним.

— Ляль, — Алиса отстраняется от Гордея.

Страшно смотреть в лицо женщины, которая потеряла любимого мужа. От этого взгляда, который умоляет о том, чтобы хоть кто-нибудь притупил боль в душе, зябко.

— Мне так жаль, — сажусь рядом и сжимаю ее ладонь. — Я… мне очень жаль.

И большего я не могу сказать.

И не потому, что я черствая. Просто не существует в мире тех слов, которые могут прогнать страх и скорбь. Только время поможет.

Я обнимаю свекровь, которую вновь рвут рыдания.

— Как же я теперь? Как же мы теперь?

И этот вопрос я сама себе тоже задаю.

Гордей встает, закатывает рукава, а затем сжимает переносицу на несколько секунд. Сглатывает и говорит:

— Я заварю чая.

Он уходит, и Алиса провожает его отчаянным взглядом. Из глаз по красным щекам текут слезы:

— Как же… Боже… Бедный мой мальчик.

Прячет лицо в ладонях, и ее начинает трясти. Я накидываю на ее плечи, и увлекаю на подушки дивана.