Ненавижу холод. Хочу к морю. Погреться под солнышком. Хотя сейчас, кажется, меня никакое солнце не согреет.

– Лиза! – вдруг слышу голос, от которого прошивает насквозь.

Резко поворачиваюсь. Он. Помятый, бледный, небритый, но всё равно красивый… Смотрит на меня побитым псом. Ещё вчера такой родной. А теперь…

Как бы ни хотелось сказать обратное, родной и сейчас. Вижу его плотно сжатые губы, горящие глаза. Распахнутое пальто, которое мы выбирали вместе. На груди крестик - это я дарила, хотела защитить. Сергей не верит в Бога, но обещал его носить, потому что верит в нашу любовь.

Верил. Или только врал?

– Малышка, прости меня, – шепчут его губы. – Лиза! – делает он шаг ко мне.

– Не трогай меня! – отскакиваю от него подальше.

В одно мгновение моё мнимое спокойствие слетает. Меня начинает трясти так, что вздохнуть не получается. Это слишком больно, видеть его. Внутри как будто взрывается что-то, а перед глазами вперемешку всплывают кадры из того мерзкого видео.

И хочется спросить, зачем, почему, за что? Но выдавить из себя ничего не могу. Хватаю открытым ртом воздух, и никак не могу вздохнуть. Изображение плывёт, я беспомощно хватаюсь за стену, сгибаюсь пополам от резкой боли в животе.

– Малышка, Лиза! Ты что? – доносится откуда-то издалека.

Дальше сознание уплывает, как сквозь вату слышу голоса. Кажется, это Машка и Сергей. Они ругаются. Машка что-то шипит ему, Сергей огрызается в ответ. Потом куда-то взлетаю. В нос ударяет запах мужского парфюма. Такой у моего мужа. Когда-то он мне так нравился. А сейчас тошнит.

Разлепляю глаза. Сергей. Он несёт меня куда-то. Что-то шепчет на ухо. И мне так хочется просто прижаться к нему, и ни о чём больше не думать. Но я помню, что делать этого нельзя.

Потом машина. Гул мотора. У меня пульсируют виски и невыносимо тянет низ живота. Боже, сохрани моего ребёнка, молю я.

– Малышка, потерпи, мы едем в больницу. Уже близко, – доносится обеспокоенный голос мужа.

Он рядом, это хорошо. Или плохо. Я не знаю. Сейчас это неважно уже.

Машина резко тормозит. Меня бросает вперёд, но ремень безопасности удерживает на месте.

А потом снова руки Сергея, его губы целуют меня в щёки, висок, он уговаривает потерпеть немного, куда-то несёт меня, что-то требует от врачей. Его голос такой обеспокоенный, как будто он боится за меня. Но ведь он меня разлюбил. Разве нет?

Не успеваю обдумать ничего, меня начинают дёргать, похлопывать по щекам, снимают одежду, что-то спрашивают. Пока меня не скручивает снова резкая боль внизу живота.

– Спасите моего ребёнка, – шиплю сквозь зубы из последних сил.

– Ребёнка? – вижу шокированное лицо мужа.

– Она беременна? – требовательно спрашивает врач. – Какой срок?

– Я не знаю, – растерянно произносит муж. – Малышка, это правда? – заглядывает мне в глаза.

– Да. А теперь уходи.

Меня укладывают на каталку и увозят, а в памяти остаётся бледное, шокированное лицо мужа и его виноватые глаза…

3. Глава 3.

Я лежу в отдельной палате. Она наверняка платная, и я так понимаю, что оплатил её мой муж. От этой мысли неприятно, но я слишком плохо себя чувствую, чтобы как-то это изменить.

Да я сейчас вообще не способна ни на что. Только сплю, и с трудом что-то ем. Не ощущаю толком ни вкуса, ни запаха, просто засовываю в себя отвратительную больничную еду.

Посетителей ко мне не пускают, врач строго-настрого запретил все посещения после того, как у меня случилась истерика в первый день моего здесь пребывания, когда ко мне в палату пытался прорваться Сергей.

Беременность сохранили, но угроза выкидыша всё ещё не миновала. В меня постоянно вливают какие-то препараты, в том числе успокоительные, от которых я много сплю.