И молнией на детских джинсах жужжу.

– Мама, мы домой поедем? – Он обхватывает меня руками за шею. В его голосе - тонна усталости.

– Давай, идём скорее. – Уклоняюсь от ответа.

Просто не знаю, как сказать сыну, что дома у нас больше нет. И идти некуда.

Подхватываю его на руки, проскальзывая мимо матери мужа в прихожую. И огненный взгляд на своём лбу ощущаю.

Как будто огнём печёт.

– Олеся, ты видела Демида? – Голос свекрови ввинчивается в сознание ультразвуком.

Заставляет поднять на неё глаза. И сердце начинает биться в грудной клетке набатом, разрывая рёбра.

Мне бы солгать. Ответить уклончиво, но не получается.

Щёки горят румянцем, выдавая меня с потрохами. Отпираться просто не имеет смысла.

– Да. – Киваю, и руки предательски дрожать начинают. Хотя я была уверена, что уже спокойно реагирую на измену мужа и перемены в своей жизни. – И лучше бы этого не было…

Вижу, как на лице женщины мелькает догадка. И губы растягиваются в счастливой ухмылке от вида моей боли.

Она уже давно в курсе… Боже…

Какая же я дура…

– Значит, ты всё узнала? – Её вопрос не оставляет сомнений, что и она уже давно в курсе интрижки моего мужа.

Наверняка, поддержала его в этом. А может, ещё и поспособствовала сближению.

И взгляд, полный пренебрежения, опускается на Илью.

– Так даже лучше. Давно пора.

– Давно пора было поставить меня в известность… - Цежу, набирая в грудь побольше воздуха. – Но вам почему-то нравилось водить меня за нос.

– Демид тебя жалел. – Она выплёвывает.

Смеривает меня взглядом, в котором намешано слишком много эмоций. И я ощущаю себя пылью, не достойной её сыночка.

– Он слишком мягкий. А ещё благородный. – Выпячивает грудь, свято веря в то, что говорит. - Я-то ему давно говорила, что это Нина должна войти в нашу семью, а не ты.

− Значит, вы и с Ниной уже познакомились? – Улыбаюсь, хотя в груди всё просто печёт.

И я как будто сгораю заживо.

− Разумеется, Демид давно уже нас познакомил. – Закатывает глаза, стараясь подсчитать что-то. – Наверное тогда, когда понял, что у них всё серьёзно.

− Ну-ну, - горько бросаю, сглатывая комок, стоящий в горле.

Ни за что не покажу этой пиранье, как я уязвлена. И стараюсь говорить с ехидством.

− А у нас с ним, по всей видимости, была просто игра. Так, для того, чтобы скоротать время.

− Прекрати. – Марина Семёновна хмыкает, косясь на мальчика.

Всё-таки не хочет, чтобы он становился свидетелем наших разборок. Но и промолчать не может.

Слишком уж долго она ждала своего часа.

− Ты женила моего сына на себе. Околдовала его просто. Он как одержим был. – Шипит раздражённой кошкой. – А теперь, наконец, очнулся.

– Угу, именно так всё и было. – Кусаю губы.

Разуверять её – нет смысла.

− Спасибо за то, что, хотя бы сейчас не притворяетесь.

Все эти слова свекрови разъедают мне душу словно яд. И я больше не в силах слышать это.

Поэтому просто ставлю сына на ноги, надевая курточку. И на банкетке устраиваю. Напяливаю сапожки.

– Олеся, ты должна отпустить Демида. Он тебя не любит. – Свекровь зудит пилой, рассматривая меня сверху вниз.

В её глазах – холод, и я до сих пор не понимаю, как ей столько времени удавалось притворяться, если она так меня ненавидит.

– Я его не держу. – Жужжу молнией на сапожке сына, и выпрямляюсь во весь рост.

Встречаюсь взглядом с той женщиной, которая, как мне казалось, заменила мне мать. И бабушку моему ребёнку.

Вижу в её глазах пренебрежение. И лёгкую улыбку на губах.

Понимаю, что она рада, что всё так произошло. И теперь выдохнет с облегчением.

– Передайте Нине. – Кладу ключи от квартиры Острогорского на комод. И плотнее в пальто кутаюсь.

Не знаю, что буду делать дальше, но ни за что не покажу свою слабость свекрови.