Березовский, ехидно хмыкнув, медленно и грациозно берет лист бумаги в руки, вчитывается в текст, и ядовито усмехнувшись, сминает листок бумаги в шар и бросает в урну, даже четко попадает в неё, засранец!

Стоп. А это что было?!

Таращусь на предателя с ошалелыми глазами.

– Ты что творишь?! – шиплю я, напоминая самой себе злую кошку.

– Так просто я тебя не отпущу. Сначала ты отработаешь свой долг. Потом можешь идти на все четыре стороны, – сверля меня уничтожающим взглядом, хмуро произносит он. От нервоза у меня развивается тахикардия. Дрожь бьет по телу, от шока я не могу выдавить из себя ни слова. Лишь как выброшенная рыба на берег, хлопаю глазами и пытаюсь ртом жадно вдохнуть плотный воздух.

– Что ты сказал? – глухо выдаю я, хотелось бы повысить тон, но от ступора, сразившего все тело, голос садится.

– Что слышала. И не притворяйся дурочкой, своей игрой ты меня больше не обманешь, – сурово чеканит подлец. Он хмурит брови так, что между ними появляется глубокая складка. Я понимаю, что он не шутит. Возмущение настолько сильное внутри, что я теряюсь в мыслях. Хочу что-то сказать, но слова застревают в горле.

– Я тебе ничего не должна, – криво усмехаюсь я, судорожно мотыляю головой. Перед глазами мушки, разноцветные, блестящие. С трудом стою ровно на ногах.

Антон встает, хищной походкой направляется ко мне. Подойдя ко мне вплотную, блокирует мою дыхательную деятельность. В такой опасной близости рядом с предателем мой мозг отказывается работать.

– Хватит. Мне плевать, что ты скажешь в свое оправдание. Я хочу вернуть то, что ты у меня забрала шесть лет назад, – жестко отрезает он, столкнувшись с его безжалостным взглядом, сердце ёкает. – У меня есть доказательства. Попробуешь снова сбежать, будешь на этот раз отвечать уже перед законом. Я не шучу.

Внутри бушует злость. Гнев. Ненависть. Ярость.

У меня появляется стойкое желание стукнуть этого подонка чем-нибудь тяжелым по голове. Или как минимум, отдубасить его кулаками.

Держись, Кира, держись… Не показывай ему свою слабость. Этот мерзавец только и ждёт, как ты выйдешь из себя. Нельзя доставлять ему такого удовольствия. Наверняка он специально выдумал про какой-то несуществующий долг, чтобы нарочно позлить меня и поиграть на моих расшатанных нервах.

Поэтому сделав максимально возможный в моем состоянии непоколебимый вид, фыркаю равнодушно:

– Понятия не имею, о чем ты говоришь. Так что заканчивай свою игру, Березовский. Правда, уже не смешно. Давай разойдемся с миром. Потому как мне с тобой рядом даже находиться тошно, не то что вместе работать, – откровенно язвлю  я, нарочно включаю хладнокровную стерву, хочу ударить Березовского побольнее. Чтобы отразить хотя бы часть той боли, которую я испытала шесть лет назад и порой испытываю до сих пор. Особенно больно тогда, когда мои смышленые малыши все чаще спрашивают, где их папа.

Мои слова срабатывают. Я чувствую, как хорошо слаженное тело Березовского напрягается, а с губ срывается раздраженный вздох.

– У тебя были ключи от моей квартиры. Незадолго до того, как сбежала из города, ты приходила туда. И обчистила все! Боюсь, если я назову сумму ущерба, то ты рискуешь свалиться в обморок, потому как выплачивать ущерб вместе с процентами тебе придется ой как долго, Кира Игоревна, – рычит на ухо Антон, и мое тело стремительно каменеет. Перематываю в памяти те события. Я их помню наизусть, такое не забыть. Как узнала о двойне, как пыталась его найти, как разговаривала с его матерью…

Так вот оно что. Я ведь в самом деле тогда пришла к нему на квартиру, вот только я ничегошеньки не тронула, даже пальцем… И я догадываюсь кто мог меня подставить.