Всё было как замедленной съемке. Казалось бы, я должна была сейчас упасть вместе с креслом, но время для меня будто остановилось и текло медленно.

Я видела, какой злобой и удовлетворением блеснули глаза этой Кристины, а затем она стала картинно заваливаться назад.

Хотя только недавно стояла прямо, и я явно не задела ее настолько, чтобы она ударилась сначала о скамью, а затем осела на пол.

Кто-то в это время подхватил мое кресло-каталку, не давая мне упасть, и привел его в вертикальное положение.

– Что здесь происходит? – услышала я жесткий и строгий голос своего мужа.

– Илья, – выдохнула я, поворачиваясь к нему и вцепляясь в ручки.

Он окинул меня быстрым взглядом, и вдруг в его янтарных глазах что-то всколыхнулось.

В его глазах я увидела то самое чувство, которое держало нас вместе. Любовь.

Вот только взгляд его довольно быстро снова стал холодным, а сам он отошел от меня на два шага, словно корил себя за слабость.

Лучше бы он меня ударил. Он так четко продемонстрировал отчуждение, что я вся покрылась коркой льда. Мой когда-то любящий муж походил на неживую статую без чувств.

– Наш сын ведь здесь, в боксе? – вытолкнула из себя слабо, с надеждой.

Ответом мне было молчание. Только в глазах зажегся огонек злобы, а губы мужа крепко сжались.

В этот момент вмешалась Кристина, жалобно постанывая, и протягивала руку, всем видом показывая, что ей плохо.

– Илья, помоги мне. Я не знаю, что нашло на твою жену. Я просто выразила ей соболезнования, что такое произошло с вашим сыном, а она как ненормальная меня во всем обвинила.

Ее жалобному голосу могла позавидовать любая оскароносная актриса.

– Но я же не виновата, Илюш. Помоги мне встать.

Голос у нее был излишне приторный, и я вся сжалась, когда мой муж, мой Илья, подошел к ней, взял на руки и посадил на скамью.

Вот как? Ее, значит, он может трогать, а меня нет? Я же для него словно прокаженная…

Мне бы двинуться с места, но я сидела как прибитая, а внутренности кто-то прокручивал через мясорубку. Смотрела на их сюсюканья, надеясь, что меня не вырвет собственным желудком.

– Илюш, я правда не хотела, чтобы она узнала всё это вот так. Что у нас сыночек здоровенький родился, а у нее, такое горе, больной. Но разве ж я не могу порадоваться нашему ребеночку и привести тебя к боксу посмотреть на него? Я его же только-только с кормления сама принесла сюда. Прости-прости, я такая чувствительная в последнее время. Прости, это моя вина, что Ульяна всё вот так узнала.

Она продолжала щебетать, а Илья стоял молча, глядя при этом на бокс справа от себя. Я повернула голову туда и стала больными глазами смотреть на младенцев, гадая, какой из них его и Кристины. С маниакальным любопытством хотела увидеть плод измены.

– Это правда? – сглотнув, всё же спросила. – Кристина родила от тебя ребенка этой ночью? Ты ведь единственный отец Титов на всю больницу?

Я нервно хохотнула, чувствуя, как сдавливает грудную клетку, и тяжело задышала от того, как резко на меня нахлынули эмоции. Катастрофически не хватало воздуха.

– Теперь ты знаешь, Ульяна. Я хотел сам тебе сказать, но теперь в этом нет нужды.

Его острый, словно бритва, взгляд полоснул меня, заставляя поежиться, и я вся сжалась, понимая, как сильно отрава Кристины пролезла ему в кровь.

Он признал свою измену. Признал ребенка. И вел себя так, будто всё это в порядке вещей. В порядке вещей раскатать меня танком прямо при ней.

– Больше нет нужды? – тихо пробормотала, повторяя за ним. – О чем ты, Илья?

– Теперь ты знаешь, что наши дети родились в один день, – с сарказмом усмехнулся он, словно эта правда доставляла ему садистское удовольствие.