Предатель. Как он мог?! Как мог предать меня, Костика, нашу семью?

Где глубоко в душе засвербило чувство того, что это я и ожидала, что догадывалась, но… Догадываться и знать наверняка – это совершенно разные по силе эмоции.

Очнулась я от того, что у меня затекла спина, одеревенели ноги.

Пустота внутри дичайшая.

Боже! Какая же я дура.

Идиотка. И ради чего спрашивается извожу себя? Ради кого? Человека, у которого не хватило смелости признать свою ложь, измену?!

Меня снова замутило. Сдавила ледяными пальцами горло.

Это просто какой-то кошмар. И в голове все больше росла уверенность в том, что если я себя распущу, если позволю злобе и обиде все также грызть безжалостно мое нутро, то добром это все не закончится.

На полусогнутых ногах, совершенно обессиленная, я иду в детскую. В нашу комнату дверь закрыта. Пробовать на замок или нет даже не стала. Поплелась в самый конец коридора.

Костик, свернувшись калачиком, спал в самом изголовье и походил больше на большого котенка, чем на ребенка.

Я что только и смогла, так это забраться под покрывало и обхватив колени руками, поджать под себя ноги, сжать зубы и сильно, сильно, до звезд в глазах сжать веки.

Сон густой, тягучей патокой накрыл меня с головой. Я ничего не слышала, ничего не чувствовала. Я просто провалилась в сплошную тьму, из которой смогла выбраться только в тот момент, когда меня кто-то резко затряс.

Резко открываю глаза и тут же смыкаю их крепко-крепко, чтобы смягчить удар яркого света по воспаленным глазам.

– Аль, вставай! – Владик стоит надо мной коршуном. Смотрит гад прямо в душу и кажется, что в его взгляде такая тоска, что хоть вой.

– Отстань. И не трогай меня, – сбрасываю руки мужа. Оглядываюсь. – А, где Костик?

Голос тут же начинает дрожать.

– Кашу есть, – с досадой в голосе, отвечает Владик.

– Боже, мой! Сколько времени? – я неуклюже пытаюсь подняться с постели.

Все тело ломит так, что чуть ли не стону в голос.

– Аль, ну как маленькая, – цедит Владик пытается помочь, но я грубо отбрасываю его руку.

– Не смей, – шиплю, гляжу на него из под бровей. – Влад, у тебя вообще совесть есть?

Муж, отступает на шаг.

– Ее столько вот здесь, – сжимает на груди свитшот с такой силой, что бедная ткань растягивается до точки невозврата. – И не знаю, что с ней делать, Аль, душу выжигает.

Муж неожиданно резки встает передо мной на колени. У меня аж перехватывает дыхание. Перед глазами все плывет.

Владик, сжимает мои бедра ладоня, упирается лбом в живот, жарко дышит.

– Аля, девочка моя. Все что было вчера, Аль – это все постановка. Боже, Аля, как я тебе хочу все рассказать, но я не могу. Связан я, Аля. По рукам и ногам.

– Что за бред ты несешь?! Владик? Ты на что вообще рассчитываешь говоря мне это? На что, Владь?!

У меня нервный срыв. Потому что я не просто говорю! Я кричу! Так громко, что горло дерет.

– Алька! Алечка, милая моя. Я тебе прошу, девочка моя. Только не делай глупостей. Дай все объяснить!

С жаром в голосе просит муж.

– Мама! Мама! – слышится из кухни голос Костика.

– Отпусти меня, Владик! Слышишь!?

Я вырываюсь из цепких рук мужа.

– Аль, ну послушай. Ну дай объяснить!

– Я все вчера слышала, Влад. Мне этого хватило, чтобы понять, как ты низко и отвратительно мне врешь! Думаешь, что я круглая дура? Думаешь, играть моими чувствами? Ты не угадал Владик. Я презираю и тебя – и эту стерва, пусть ей неладно будет. И вообще, почему ты до сих пор дома Владик? Почему не на полпути уже к этой Кристине?

Снова расхожусь и толкаю и толкаю мужа в плечо.

Меня вдруг неожиданно пугает та мысль, что я кидаюсь на мужа с кулаками, совершенно бесстрашно. Не боясь получить отпор.